Он был совершенно ей незнаком — и в то же время она была
уверена, что где-то его видела.
Они лежали в постели, на смятых простынях, и он уверенно её
ласкал — так, будто давно изучил её тело и привычки. Не было ни
неловкости, ни смущения, только взаимное желание,
горячее и неутолимое.
Когда они лежали рядом, уставшие, опустошённые, не успевшие
остыть, она с ним заговорила:
— Как тебя зовут?
Он посмотрел на неё. У него были прозрачные каре-зелёные глаза.
Знакомые глаза.
— Вейлир.
— Странное имя.
— Я сам его придумал.
Это тоже показалось ей странным: имя же придумывают родители,
как это — «сам»?
— Ты симпатичный, — сказала она, рассматривая его лицо.
— Я знаю, — он неожиданно улыбнулся, делаясь от этого ещё
симпатичнее. — Ты и раньше говорила.
— Мы встречались?
— И не раз.
Удивлённая, она замолчала. А он продолжал смотреть на неё и
улыбаться.
— Да-да, я знаю, — он положил указательный палец ей на губы,
словно хотел заставить молчать. — Ты не помнишь. Ничего страшного.
Я подожду, и тогда...
Палец мягко соскользнул с губ, ладонь прошлась по щеке,
заправила за ухо завиток волос.
— И тогда? — шепнула она, глядя в каре-зелёные глаза.
— Тогда я заберу тебя с собой.
И он снова потянулся поцеловать её, будто боялся дальнейших
вопросов. Она с готовностью ответила, закрыла глаза, отдаваясь
ласкам. Внутри разгорался жар, и только чужие прикосновения могли
его утолить. Из приоткрытого окна слышался шум дождя, и эта осенняя
мелодия словно закрывала их от всего мира, заключала в кокон, где
существовали лишь они двое — и спиральная лестница наслаждения, по
которой они вели друг друга. Медленно, упорно, до самой высшей
точки.
А потом он незаметно исчез.
Он исчез — а она проснулась.
***
Мало того, что ночью Женька не выспалась, когда шла в школу,
промочила ноги, так ещё и историчка заставила пересказывать
домашнее задание. А стоило запнуться на паре мелочей, как она,
обрадовавшись, влепила тройбан и велела сесть.
Мымра, что тут скажешь.
Женька сложила руки на парте, удобно устроила на них голову и
приготовилась досыпать. Или попытаться вспомнить: сон был... очень
приятный.
Не тут-то было.
Едва она закрыла глаза, как с задних парт послышался громкий
шёпот:
— Аникина вчера бухала до утра, до сих пор не проспалась.
— Бюстик, заткнись, — отпарировала Женя, не оборачиваясь. Узнала
по голосу.
Вот только зря она назвала Бастика Бюстиком, по прозвищу.
Забыла, как нервно он реагирует на любой намёк на свой рост.
— Сама заткнись, паскуда! — реакция была предсказуемой.
Сидевший впереди Столяров обернулся.
— Оба успокойтесь, пока по паре не схлопотали, — сказал он тихо,
но внушительно.
Староста был прав, и Женя молча уткнулась в учебник. Но не
тут-то было. Позади зашелестели, послышался звук отрываемой бумаги,
и через пару секунд на парту упал свёрнутый комочек. Женя брезгливо
его развернула.
На клетчатой бумаге красовались кривые буквы: «Думаешь, тебе всё
можно? Дорвёшься, шкура».
Женя только плечами пожала. Показала записку соседке по
парте.
Катя прочитала, сначала усмехнулась, а потом вдруг округлила
глаза и испуганно зашептала:
— Ой, это же Бастик? Ты знаешь, что он с Габиным дружит? С ним
осторожнее надо.
О факте дружбы Женька слышала впервые, а о самом Габине — ещё
как. «Золотой мальчик», король школы, ученик параллельного
одиннадцатого «б». Он и его свита — высокий, тощий, как скелет,
Севостьянов и угрюмый качок Михаленко — были известны всем.
Неудивительно, что Бастик, подлиза и прилипала, захотел втереться в
тёплую компанию.
Впрочем, в реальность угрозы Женька всё равно не поверила.
Пожала плечами и с улыбкой покачала головой.
Следующий урок был английский, другая аудитория, поэтому, как
только прозвенел звонок, Женька по-быстрому собрала сумку.
