Вишенка - Татьяна Тэя

Форт-Уорт 
1881 г.

- Коул, смени Диггери наверху! – крикнул Хэнк, засовывая револьвер обратно в кобуру.

- Может, он там сам справится? – протянул я.

- Его, скорее, вывернет на собственные ботинки.

- Зачем тогда его держишь, если он не может делать грязных дел?

- Для грязных дел у меня есть ты, мой мальчик, - Хэнк дотронулся кончиками пальцев до своей шляпы. – Подчисти тут всё, а мы будем ждать тебя у ручья.

- Ладно, - я отвернулся и поморщился.

Пока поднимался по лестнице на второй этаж, думал, что пора с этой компанией завязывать. Они боялись меня, но не уважали, а Хэнк иногда смотрел, как подстреленный койот, опасаясь, не перебью ли я их во время ночной стоянки.

Я был одиночкой, и глупо это отрицать.

Облегчение, написанное на лице Диггери, когда я зашёл в комнату было практически комичным. Я б даже улыбнулся, если б не дело, которое мне надо было заканчивать за этого никчёмного ублюдка.

Вы знаете, о чём думают люди, когда смотрят в стальную глубину безразличного к их мольбам ствола? Когда ждут свистящего звука последней пули, рассекающей воздух лишь для того, чтобы пролетев короткое расстояние вонзиться в их черепную коробку и разорваться внутри, разрушая мозг, по которому проходит последний импульс паники? Когда на их языке образуется металлический привкус смерти, обнимающей обеими руками, благодушно затаскивающей их в рай? Именно в рай, ведь они покинули этот мир не по своей воле. Знаю, в отличие от них, дорога туда мне заказана. Я помогаю им достигнуть рая, сам с каждым шагом, с каждой выпущенной из моего револьвера пулей, с каждой уничтоженной мною жертвой, – невинной или виновной – не важно, – приближаясь к аду. И знаете, когда придет мое время, я шагну в этот Ад с радостью. Я давно уже иду туда, настолько давно, что почти забыл, как именно началась это дорога.
Впрочем, не будем отвлекаться.

Я спрашивал, способны ли вы догадаться, о чём думают жертвы в последние минуты их никчемных и безрадостных жизней. Они могут упиваться собственной значимостью, считать, что они кому-то интересны как личности, хотя их мысли не представляют абсолютно никакой ценности. Так вот, я знаю, о чём они думают. Нет, я не читаю мыслей. Лишь просто смотрю в их расширенные чёрные зрачки, на поверхности которых отражается круглое дуло моего кольта, и понимаю: какие они все эгоисты: от первой минуты рождения до последней секунды жизни, от первого жадного вдоха и требовательного крика до последнего всхлипа и мольбы о себе… не о других... всегда только о себе и лишь о себе...

Покажите мне человека, - разве, что не святого или душевнобольного, - кому другой человек, находящийся рядом, просто проходящий мимо или живущий поблизости или в отдалении будет интереснее его самого.

Влюбленные, - скажете вы и... ошибетесь. Любовь - это унижение. Настоящая любовь безответна, она не может быть равной, чья-то чаша весов обязательно окажется переполненной. Так что ни о какой гармонии и речи быть не может. Любя, ты унижаешься, ты просишь, вымаливаешь, а в ответ получаешь подачку в виде искаженного, извращенного чувства и слов: я люблю тебя, - с наивной, глупой приставкой: очень...

Но есть и другой бескорыстный вид любви, к сожалению, не всем доступный... 

- Не трогайте её, - рыдала, стоя передо мной на коленях, растрепанная женщина. - Убейте меня, только не её, не надо, прошу вас, - голос её понизился, стал практически неразборчивым.

Она попыталась схватить мою руку, чтобы в умоляющем жесте припасть к ней губами, но я отшатнулся, и женщина рухнула на пол, ползая возле моих сапог, практически слизывая с них дорожную пыль и мозги собственного мужа, бесформенной грудой лежащего внизу в гостиной.