Вирус предательства - Ольга Рог

— Ань, да посидим немного, с друзьями пообщаемся. У Митьки юбилей, ну ты чего? Сама же говорила, что беременность — не болезнь. Тебя никто по танцполу с животом скакать не заставляет, — уговаривал ее Степан, устроившись удобно на диване с мисочкой чипсов и орешков.

Стройный ряд банок с пивом, все холодненькое. Его любимый канал про рыбалку, на которой ни разу не был. Но! Это знаменательное событие должно обязательно случиться.

Закидывая в рот хрустящее, он рассуждал, что жене полезно выбираться «в люди», а не только: дом, работа, снова дом и женская консультация. Она — примерная жена, он это очень ценит. Включил лесть, что беременность ей к лицу и нисколько не портят Анку отеки и бесформенная фигура.

Не мог Степан один пойти. У Димыча жена строгих правил и сама как коршун за всеми следит, попробуй с посторонней бабой в танце пообжиматься. Матриархат, понимаешь, развели. Не то, что у него… Как сказал, так Анька и сделает. Любит ведь его, как кошка.

Как не отнекивалась девушка, поглаживая живот с шестимесячной беременностью, но Степа умел убеждать. Недаром уломал первую красавицу в институте встречаться с ним, а потом и замуж позвал. Вот, ребенка завели наконец-то, чудом, можно сказать. Восемь лет брака и только сейчас получилось.

Муж был рад, перед друзьями и знакомыми хвалился, что не бесплодная она, как мать Степана наговаривала, да и он сам грешил на Аню. Просто всему свое время. Дочка будет. Машенькой назовут. Анна уже пеленки-распашонки накупила. Перебирает все, перекладывает, по десять раз утюгом наглаживает.

С утра немного спину потягивало. Интуиция говорила, что нужно дома отлежаться после сложной трудовой недели. Васнецов из кожи вон лез, чтобы уговорить ее. И Аня согласилась.

Выбор. Мы делаем его сами. Приседая и прогибаясь перед взаимозависимыми.

Когда началась пьяная драка, где слово за слово схлестнулись двое, а потом и все четверо. Аня была в двух метрах от эпицентра. Женские визги и битье посуды под аккомпанементы громкой музыки. Мат. Галиматья, оскорблявшая слух, где зубы сводит от пошлости. Бычья схватка до кровавых соплей, когда никто никого кроме себя не замечает.

«Где Степа?» — Анна прижалась к стеночке, закрывая живот руками и пытаясь обойти обезумевших из своей западни. Как в замедленном страшном кино в нее врезались сразу же двое, пойдя на таран. Они не видели ее в полусогнутом состоянии, сцепившись бульдогами. Васнецова даже крикнуть не успела.

— Ой, милая, ты лежи, не вставай, — рядом гремела ведром какая-то пожилая женщина в синем халате. — Нельзя тебе.

Аня сфокусировалась на своей правой руке, лежащей вдоль тела. Пальцы подрагивали, чуть сгибаясь. Потом перевела взгляд левее. Живота нет, как и понимания — что происходит.

— Ты прости меня, старую, дочка… Разбудила тебя. Сейчас врача кликну, — утиной походкой тетка вышла в двери, так и оставив лежать на полу швабру.

Женщина-врач вошла уверенной походкой… Нет. Ворвалась стихией и разметала все надежды ошметками по стенам.

— С этим можно жить. Главное, что вас удалось спасти… Но есть нюанс, — взгляд врача резанул скальпелем и прокатился по телу. Руки она держала в карманах, растопырив «самоваром» по бокам.

Аня сжалась, как ей казалось, до микроскопических размеров. Хотела заткнуть уши и не слушать, не слышать ничего. А после кричать, раздирая на себе кожу. Детей у нее больше не будет. Удалена матка. Слишком сильны были внутренние повреждения.

— Мне жаль, — сухо выдала женщина в белом и, качнувшись на месте, развернулась и удалилась прочь.

«Жаль. Ее жизнь загублена, а другим просто жаль словами» — Аня находилась в таком состоянии, словно ее о землю швырнули со всего маху. В грязь. Из нее выкорчевали все женское, все материнское, не оставив даже малюсенького шанса, ни одного росточка...