В плену Дикаря - Мила Раш

Пытаюсь сосредоточиться на конспекте по гражданскому процессу. Вывожу буквы в тетради, едва улавливая смысл написанного. То и дело поглядываю то на окно, за которым не спит город, окропляемый осенним дождем. То на свою уютную кровать, в которую хочется упасть и забыться во сне. Но сначала нужно дописать этот раздел.
На телефоне раздается звук уведомления, и я с облегчением отвлекаюсь от конспекта.
На экране сообщение от моей лучшей… да что там, единственной подруги Светы:
“Зря не пришла на тусу! Тут столько горячих парней, с ума сойти!”
Издаю смешок. Светка как всегда. только о парнях и думает!
Пишу ответ:
“Ты же знаешь, меня не пускают”
Сразу же приходит сообщение от подруги:
“Лия, тебе уже двадцать. Долго ты еще будешь спрашивать разрешения у своего папаши?”
“Пока не вырвусь из этого плена…” — с горьким смешком отправляю ответ.
Блокирую телефон, отключаю звук и кладу экраном вниз, чтобы больше не отвлекаться и скорее закончить с учебой. Тогда я смогу наконец взять в руки одну из любимых книг с полки и немного почитать перед сном.
Вдруг с первого этажа раздается какой-то грохот.
Может, отец снова напился и что-то разнес?
Но затем слышится какая-то суета, возня.
— Пап? — зову я настороженно.
Ответа нет, но возня внизу продолжается. Различаю несколько мужских голосов. Они звучат грубо, даже пугающе…
В груди зарождается тревога. Я поднимаюсь со стула и, переодев домашние шортики на пижамные штаны, решаю выйти из комнаты.
Кажется, я слышу голос отца. Он не звучит пьяным, как обычно. Скорее, жалкий, напуганный.
Я ступаю по коридору к лестнице.
В глубине дома раздается треск. Звон разбитого стекла, будто разбили что-то хрупкое где-то в гостиной.
Сердце стучит бешено, руки дрожат, обхватывая деревянные перила лестницы, пока я тихонько спускаюсь вниз.
Пытаюсь хоть что-то разобрать, не привлекая внимания к себе. Молюсь, чтобы чертовы ступеньки не скрипели под моими босыми ногами.
Начинаю различать реплики, брошенные агрессивно каким-то мужчиной:
— Это была последняя отсрочка, Сергей. Ты вернешь все до последней копейки и каждый процент за просрочку. Или будут последствия. Ты знаешь, меня не зря зовут Дикарь.
Голос такой глубокий, решительный и холодный, пускающий дрожь по моему позвоночнику.
Нервным, непривычно напуганным и заикающимся тоном отвечает отец:
— Дай мне еще неделю, прошу, в этот раз я точно найду деньги. Я должен был выиграть одно важное дело, но заседание перенесли. Деньги будут, клянусь. Если нет — можешь забрать все, что у меня есть: машины, этот дом…
У меня кровь стынет в жилах от слов отца… Во что он вляпался?! Собирается отдать кому-то все имущество?! За что?!
И я слышу смех…
Надменный, даже злобный.
И тот глубокий голос вновь говорит:
— Ты что же, Сережа, думаешь, я такой тупой, как твои клиенты, которых ты дуришь? Мои люди все уже проверили. Машины твои арендованные. Дом этот ты тоже продал год назад, а сейчас снимаешь, и то задолжал хозяину.
Он вновь смеется, так издевательски, насмехаясь над бедственным положением отца. И продолжает, говорит то, что просто припечатывает меня к месту, заставляя сесть на нижние ступеньки и прятаться за перилами:
— Офиса у тебя больше нет, работаешь дома. Все имущество распродал, а долги все равно не все покрыл. — Голос становится ниже, тише. Тон стальной, режущий. И звучит словно приговор: — Ты гол, как сокол, Сергей Ветров. У тебя ничего нет. А значит… расплачиваться будешь жизнью.

Расплачиваться жизнью?...
Он действительно сказал это?
Господи боже!
Что же творится?
Неужели все, что сказал этот мужчина о банкротстве отца — правда?