***
Алан не хотел с кем-либо общаться, в последнее время окончательно закрывшись в себе и игнорируя всех присутствующих, но, когда он увидел ее, мир треснул и рассыпался, по спине пробежал блаженный холод – и Алан решил, что хочет смотреть на нее вечно.
Но совладать с собой в первые минуты он не смог и забрался обратно в свою раковину, но не сводил с нее глаз. Она же села в кресло, немного растерянная и одинокая, обвела взглядом общий зал. Пациенты, как это бывало всегда с новенькими в отделении, проявляли осторожность и не спешили обнюхивать нового в зоопарке.
Она была невысокой и хрупкой, ее крашенные в апельсиновый цвет волосы ярким пятном выделялись среди бежево-серой обстановки. Длинные тонкие пальцы прикрывали ее скромную улыбку, немного неровные зубы, клыки, которые первыми показываются из-за неярких губ. Алан ловил каждое ее движение, незаметно для самого себя, вторил ее улыбке. Он чувствовал невероятное тепло в груди, но, когда столкнулся с этими пронзительными голубыми, отливающими синим, глазами, сжался и спрятался от мира, от посторонних и от нее.
За следующие пару дней он был единственным из не пребывающих в кататонии, кто не познакомился с ней лично. Он стоял за стеной и с наслаждением слушал ее голос, похожий на журчание ручья, иногда резкие, как разлетевшиеся на солнце капли, всплески звонкого смеха.
Но больше всего он боялся, что она – лишь плод его воображения. Такая невероятная, прекрасная, сошедшая на землю из его мечты. Ему было страшно протянуть к ней руку, коснуться этой гладкой светлой кожи, несмотря на желание сделать это. От мысли, что ее можно было бы обнять, у него кружилась голова.
– Она правда существует? – спросил он однажды Мэри.
Медсестра, как обычно перед обедом, загнала всех мыть руки. Мэри терла их сильнее всего, нашептывая себе под нос ласковые слова, будто успокаивая ладони, которые намыливала уже третий раз.
– Как думаешь? – не унимался он.
Мэри отвлеклась, посмотрела на него, затем на дверь в общее помещение, дернула головой и наклонилась к нему.
– Лучше мой руки, они у тебя очень грязные. Микробы – они такие сволочи, повсюду лезут.
– А она?
– Наверно, она тоже грязная. Все мы такие, представляешь.
Мэри стала намыливать руки четвертый раз. Алан посмотрел на свои, пытаясь разглядеть, как микробы и бактерии огромным комом нарастают на ладонях. Он усмехнулся, стряхнул их в раковину и вернулся обратно в зал.
Все, кто мог, постепенно подтягивались к линии раздачи. Выбор был не большой, но даже так это радовало всех, кроме Джорджа, который застыл с подносом в руках. Все обходили его, бормотали что-то под нос, но не ругались, потому что эта нерешительность уже стала традицией.
Алан проскочил мимо и не глядя схватил салат. Джордж посмотрел на него удивленным, но молящим о помощи взглядом.
– Она правда существует? – спросил Алан.
Джордж пожал плечами. Алан пошел дальше.
– Подожди, помоги ему. Он от остальных не принимает же помощь, сам знаешь.
Голос Берты, раскладывавшей порции по тарелкам, утянул Алана обратно. Он быстро схватил еще один поднос, наставил на него еды и отдал все это Джорджу.
– Тебе надо лучше есть, приятель, а то ты сильно похудел.
Тот кивнул и пошел прочь, слегка покачиваясь.
– Алан, ты какой-то рассеянный в последнее время, – заметила Берта.
Он оглядел помещение, остановился на секунду глазами на сверкающей улыбке. Уголки губ невольно приподнялись, и он наклонился над готовыми блюдами:
– А вот скажите мне, она настоящая?
– Кто?
– Ну девушка. С такими яркими волосами.
– А-а-а, – протянула Берта и усмехнулась. – Девочка-апельсинка?
Алан довольно кивнул.
– Ну слепых у нас тут нет, – добавила она. – А что?
Но Алан уже не собирался отвечать, развернулся с подносом и пошел прочь к столу, где сидела новенькая. Но мест там не оказалось, и ему пришлось сесть за соседний, да еще и спиной. Он почти не ел, крутил головой, постоянно оглядываясь назад.
