– Ты немного попутала, золотко. – Матвей наступает на меня, пугая натиском, но не так сильно, как лес вокруг. – У нас здесь не смотрят на то, сколько у тебя бабла на карточке. Здесь такса другая.
– Какая такса? Что ты несёшь? Я заблудилась, – стараюсь говорить спокойно.
– Тогда ты должна благодарить меня и радоваться тому, что я тоже решил сходить за ягодами. – Улыбка трогает его сочные губы.
– Как интересно, – постукиваю себя по подбородку. – А несколько дней назад ты называл меня мажоркой и говорил, что уродливее не встречал. Но выходит, что сейчас я должна благодарить тебя?
– Да, и желательно на коленях…
***
Папа отправил меня в деревню к тётке, в надежде, что я вернусь отсюда другим человеком. Заблокировал мои карточки, счета. Даже мою малышку на штрафстоянку отправил. Но ничего, я сделаю так, что они пожалеют, отправив меня сюда. Я, Злата Березина, и никакие там трактористы-комбайнёры меня не испугают! И не соблазнят! И было бы там на что смотреть! Хотя есть, определённо есть…
– Гори – гори ясно! – ору вовсю, не обращая внимания на вопли и панические крики вокруг.
– Еху! Давай, жги, Злата! – пьяные голоса подруг только добавляют злости.
Выхватываю у одной из девчонок бутылку с текилой и, сделав глоток, кидаю её в стену ночного клуба.
Жаль, что этот урод успел удрать. А ведь клялся мне в любви, козёл! Я бы ему не только яйца отбила, если бы успела. Но и так сойдёт. Опираюсь задницей на капот своей крошки и улыбаюсь.
– Руки вверх, полиция! – раздаётся с двух сторон.
– А что это у нас за двое из ларца? – хохочу и откидываюсь на капот своей тачки. – Пошли вон! Я папе позвоню сейчас!
Но вместо того, чтобы от меня все отстали и дали вдоволь насладиться своей местью, грубым захватом меня стаскивают с капота и надевают наручники.
Начинаю визжать, брыкаться и кусаться. С двух сторон слышен мат, но меня скручивают так, что я даже не успеваю понять, как оказываюсь в полицейской тачке.
– Уроды! Можете писать завещание! Вас сначала уволят с позором, а после казнят.
– Ори, ори, – один из ментов поднимает руку и указывает на камеру, что висит на переднем стекле. – Тебе и так уже срок светит.
– Ой, как же я могла забыть: милицию смогли переименовать в полицию, а мозги-то у вас ментовские остались.
Менты замолкают, а я вижу, как к ночному клубу подъезжают пожарные машины и машины скорой помощи. Быстро они реагируют. Да и как по-другому, когда в этом клубе тусуется вся золотая молодежь столицы.
И эта сволочь Славин – тоже! Одно радует, я такой стрим сделала сегодня, что сама в восторге. Его отбитые яйца и голый зад будут ещё долго мемом. Урод! И пускай бы это был кто из нашего круга, так нет же, какая-то стрёмная официантка!
Смотрю в окно, что сделано под самым потолком в камере, и вижу, как на улице светает. К камере подходит хмурый и молчаливый папа с каким-то колобком в погонах.
– Советую тебе, Сан Саныч, отправить свою дочку в какой-нибудь пансионат. Закрытого типа. И с режимом. Строгим, – говорит этот колобок, а папа смотрит на меня.
– Себе посоветуйте, – огрызаюсь, и только дверь открывается, бросаюсь папе на шею, завывая: – Папочка, они меня оскорбляли. Применяли силу. Они такое на тебя…
– Злата, закрой рот, – перебивает меня папа и говорит таким спокойным голосом, что я теряюсь. – Спасибо, Аркадьич. С меня причитается. А с дочкой я разберусь.
– Папочка, – пищу, ничего не понимая.
– Домой, Злата.
Папа разворачивается и идёт на выход, а я чувствую на себе взгляды всех этих уродов, которые решили, что меня будут наказывать. Ну-ну. Посмотрим ещё, кто кого. Я их всех запомнила.
Но за папой иду молча, так как сначала нужно пережить его бурю. После пообещать вести себя хорошо, а дальше уже можно и план мести составить. Пару месяцев у меня есть.
