Тяжесть слова - Екатерина Гичко

563 год эры Храмма̀ра[1]

– Госпожа! – раздался вопль позади. – Вернитесь! Там опасно!

– Дурная девка! Куды прёт?!

Шесть всадников неслись через луг прямо к лесу. Я поспешно проламывалась сквозь кусты и бурелом. Голоса постепенно отдалялись. Через некоторое время они уже звучали немного в стороне. Похоже, погоня пошла по другому пути. Не рискнули войти в лес вслед за мной. Наверное, решили в объезд на другую сторону выехать, подумав, что я пройду по краю леса насквозь и выйду к дороге. А я, размазывая злые слёзы и паутину по лицу, забиралась всё глубже и глубже. Туда, куда никто не ходил, справедливо опасаясь никогда не вернуться назад. Но мне-то уже всё равно!

Я ненадолго остановилась и осмотрелась. Ляда̀щий лес не имел мелкого редколесья по опушке, как это бывает почти во всех лесах. Он сразу начинался с дремучей чащи. Стволы здесь заросли цветистым лишайником, с ветвей свисал бородатый мох, кроны деревьев переплетались так густо, что лучи солнца сюда почти не доходили. Где-то высоко перекликались птицы. Путь то и дело преграждали поваленные стволы и заросли колючих кустов. Через некоторое время я уже не могла понять, с какой именно стороны пришла. На мгновение даже испугалась, но тут же вспомнила, что всё равно не собиралась возвращаться. Прислушалась. Сквозь птичьи трели, шум ветвей и глухое потрескивание стволов едва-едва пробивались человеческая речь и конское ржание. Переклики всадников звучали совсем далеко. Я развернулась и полезла через ежевичные кусты, растущие плотным рядом, дальше.

Лядащий лес имел дурную славу. Непролазные чащи, дикие звери, ядовитые змеи, нечисть… По слухам, здесь водились даже наги. А что? До гор недалеко, полтора дня пути верхом. Через горы ещё дня четыре, а дальше Даврида̀нская империя и княжество нагов. Может, они и к нам заползают.

Своё название лес получил ещё в давние времена, когда представлял из себя жиденький, насквозь просвечивающий лесок. Теперь-то он уже был не таким, но название осталось. Как насмешка. Или ирония.

В одиночку сюда никто не ходил. Да и отряды охотников далеко не отваживались забредать. Зачем рисковать жизнью, когда вокруг много других лесов поспокойнее? Я слышала, недавно сюда из ближайшей деревни ходил охотник по имени Михо̀нь. Не вернулся. Мужики потом прошли вдоль кромки леса, ногу его нашли, а самого охотника нет.

Слух этот разбалтывал Валѐйка, мальчишка, помогающий на нашей конюшне. Девки, слушающие его, аж позеленели, услышав про ногу. А он, поганец, специально, чтобы их постращать, лишь в конце добавил, что у охотника нога деревянная была, из осины выточенная. Потому, мол, на неё нечисть и не покусилась. Михонь был одноногим: ещё мальчишкой попал в медвежий капкан. Неудачно попал, зубьями всю голень раздробило. Пришлось ногу до колена отнять.

Ещё Валейка рассказывал, что мужики, которые искали Михоня, слышали вой и насилу ноги унесли. Клялись, что их едва не пожрало какое-то чудище.

Я зацепилась ногой за корень и упала лицом вниз. Хотела встать, но передумала. Просто перевернулась на спину. Над головой качались ветки, на них развевались рваные нити паутины. На одной, как маятник, раскачивался паук. Кое-где под листьями кустов можно было различить зелёные завязи ягод. Душный под плотной сенью деревьев воздух пах прелой листвой, влажной землёй и залежалыми грибами, которые водились здесь в изобилии, никем не тронутые. В уютном, успокаивающем запахе было что-то утешающее. Картинка перед глазами расплылась, и я опять заплакала. Тихо и беззвучно, но от этого не менее горько.

Плакала больше от обиды. В детстве я часто убегала куда-нибудь и там плакала, чтобы никто не видел. И почему мне всегда стараются сделать что-нибудь плохое? Такое, от чего всем хорошо, а мне плохо! Я шмыгнула носом и прерывисто вздохнула. Перед глазами появился образ отца. На смену обиде пришла злость. Замуж меня выдать! За Женоеда! Законных дочерей-то пожалел, мной откупился!