Тепло в моей руке... - Диана ФАД

- Есть ли у тебя душа?

- Я не знаю...а должна быть?

- Ну, она вроде, есть у всех

- Думаю, что у меня есть

- Откуда ты знаешь?

- Я чувствую боль, смех, снег, любовь, море, горы, слезы, да...думаю она у меня есть!

– Итак, Кристина Викторовна, ваша бабушка, земля ей пухом, оставила вам в наследство усадьбу, счет в банке и вот это, – нотариус взяла со стола небольшой железный ящик и достала бумажный пакет, запечатанный, как по старинке, красной, сургучной печатью.
– Усадьбу? – Влад удивленно поднял одну бровь, ну сама элегантность. Помню, в молодости, я хотела научиться так же, приподнимать одну бровь, чем всех вводила в немой восторг, особенно женщин. Красивое лицо красивого мужчины с такой бровью должно быть запрещено законом. Влад мой родной брат, но даже на меня она действовала, эта чертова бровь.
Влад сидел в кресле в кабинете нотариуса и так сюда вписывался, что впору думать, будто он, например, прирожденный адвокат, но нет. Все в нем, от зеркально начищенных итальянских ботинок из коричневой мягкой кожи и до шейного платка, было писком моды, эталоном дорогого мужского парфюма из рекламы. Ну что скрывать, я им гордилась. Да, да именно шейным платком. Ну, скажите, кто в наше время одевается на английский манер? Так вот он, мой брат, приятно познакомиться. А на самом деле он был, точно не скажу кем, но что-то там связано с компьютерами, с программами, для меня это полная тьма. Я до такой степени гуманитарий, что для меня учебник по математике как книга заклинаний на языке драконов. Наши родители жили не так далеко, если лететь самолетом, – в Лондоне. Отец – дипломат чего-то там, мать – владелица магазина, всякие аксессуары из России. Типа меховых сумочек и шалей а-ля русская хохлома. Самое странное, магазин пользовался бешенным успехом. Я, когда приезжала к ним, только удивлялась, когда заходила туда. Наши русские и их лондонские барышни крутились перед зеркалом в пуховых платках, строя губки бантиком. В связи с модной нынче болезнью, все страны позакрывались, и новый год мы будем праздновать без родителей. Они каждый год старались приехать на майские праздники и рождество, причем рождество их, католическое. Так модно, так правильно – отмечать, начиная с католического рождества. Даже кабинет, в котором мы сидели, был чисто английский: кожаные, глубокие кресла, мебель темного дерева, тяжелый стол с дорогими штучками в виде антикварной чернильницы и перьев. Позади нотариуса стоял шкаф, забитый книгами, скорее всего тоже каким-то антиквариатом. Сама дама-нотариус, вписывалась в кабинет, как будто здесь и жила. Высокая, худощавая, прямая, как струна, с тонкой ниткой губ, ниткой жемчуга и ракушкой в темных, с проседью волосах.
– Так что за усадьба? – спросил Влад. Я дернула его за рукав дорогого пиджака в клетку. Состроила вопросительную рожу «ну не помнишь, что ли?». Влад посмотрел на меня и будто что-то вспомнил. – А, ну да, эта та, что в Агулово?
– Все верно, Владислав Викторович. – Нотариус поправила свои маленькие золотые очки, которые угрожающе висели на кончике острого носа, и продолжила: – Так вот, усадьба, конечно, не историческая ценность, постройка довольна старая, но приличная. В 2010 году Марья Ильинична сделала полный ремонт, включая отопление и коммуникации с водой. Точно не могу сказать, но отчет есть в документах. В усадьбе проведен интернет, телефон, все удобства. Вот, я передаю вам все документы и ключи.
Нотариус протянула мне папку, запечатанный пакет и связку ключей.
Мы все мило расшаркались и наконец-то вышли на улицу. До нового года оставалась еще неделя, а Москва уже стояла в пробках. Падал снег, но тут же таял, смешиваясь с крупными гранулами какого-то вещества, которое было рассыпано везде.