Глава 1 – Письмо без подписи
Лос-Анджелес начинал утро с глухим рычанием автобусов и ароматом дешёвого кофе, смешанным с гарью шин и влажным асфальтом. За окнами юридической конторы Харриса Колдвелла Сансет-Бульвар просыпался нехотя – как актёр, которому предстоит играть роль, которую он терпеть не может.
Колдвелл сидел за столом, потягивая остывший кофе из керамической кружки с отбитым краем. На нём был слегка мятый серый костюм, который, кажется, был свидетелем большего количества допросов, чем некоторые судьи. Окно было приоткрыто – ровно настолько, чтобы пустить в кабинет тёплый утренний воздух и звуки города, но не настолько, чтобы они помешали думать. На стене тикали часы – дешёвые, но надёжные.
Дорин, его секретарша, положила на стол утреннюю почту – в основном счета и рекламные буклеты от страховых компаний. Но среди них оказался один конверт – без марки, без обратного адреса, даже без имени получателя. Только надпись от руки: «Для мистера Х. Колдвелла. Лично».
Харрис приподнял бровь. Бумага – грубая, сероватая, как из почтового отделения в переулке. Открыл аккуратно, с осторожностью, как хирург вскрывает тело, зная, что под кожей может быть что угодно.
Внутри – вырезка из газеты Los Angeles Examiner, пятничного выпуска, с короткой заметкой:
«Известный кинокритик Делл Уэстон найден мёртвым в своём доме на Голливуд-Хиллз. По подозрению в убийстве арестована актриса Вивиан Роуз, звезда недавней драмы "Золотая Пыль". Обвинение предъявлено на основе вещественных доказательств, найденных на месте преступления…»
На краю вырезки была прикреплена чёрно-белая фотография. Женщина с усталым, но красивым лицом, в строгой прическе, с тенью боли в глазах. Подпись: Вивиан Роуз, 1953 год. Студийный снимок, но не глянцевый. Кто-то специально выбрал именно его – фото, на котором она выглядела не как актриса, а как человек.
Под газетной вырезкой – на обрывке бумаги – всего одна фраза, напечатанная на пишущей машинке:
«Она не виновата. Найдите шрам на запястье».
Колдвелл перечитал записку трижды. Пальцы постучали по столу в ритме, в котором раньше он печатал апелляции – когда ещё работал в прокуратуре. Это было давно. Тогда он верил, что закон может спасти мир. Теперь – только в то, что он может оттянуть падение.
– Дорин! – позвал он.
Секретарша вбежала почти сразу. Её юбка чуть задела дверной косяк – так она торопилась.
– Да, Харрис?
– Позвони в тюрьму округа. Хочу встретиться с Вивиан Роуз. Сегодня. Чем раньше – тем лучше.
Она замерла, удивлённо вскинув брови.
– Это по делу?
– Скоро узнаем.
По дороге в тюрьму Харрис заехал на заправку, взял крепкий чёрный кофе и сигареты. Он не курил с прошлого года, с тех пор как доктор сказал, что у него «плохой кашель», но сигарета в руках – как старая привычка держать револьвер даже в мирное время. Просто так спокойнее.
Пока ехал по Вайн-стрит, его догоняли воспоминания: судебные процессы, где правда гнила под тяжестью улик; люди, которых он защищал – виновные и невиновные, – и те, кто никогда не получил второго шанса. Всё это – призраки города, в котором каждый улыбается, но никто не говорит правду.
Он припарковался у главного входа в округ. Поднялся по лестнице, показал удостоверение адвоката, прошёл через рамку. Офицеры в форме кивнули – узнавали. Колдвелл здесь бывал. Иногда чаще, чем дома.
– Вивиан Роуз, – сказал он дежурному. – У меня назначено.
– В комнате №4, – буркнул тот, не отрываясь от донатса.
Комната для допросов была похожа на все такие комнаты: бетонные стены, стекло, металлический стол. Холодная, как кабинет дантиста. Внутри – женщина, уже не похожая на звезду. Волосы собраны в небрежный пучок, серое платье заключённой, глаза подведены усталостью.
