Тайна Шелкопряда - Константин Фрес

Аннет любила вечера, когда за окнами бушевала непогода. Деревья ломило тоскливо завывающим ветром, дождь сек мутные стекла, желтые и алые листья кленов сыпались на землю, а в полутемной кухоньке, освещенной лишь одной свечкой, тепло и уютно.

Прогоревшие поленья в печи потрескивали, подчеркивая умиротворённую тишину, угли рдели. Тепло плыло вверх, к потолку, и свежеиспеченным хлебом пахло на удивление вкусно.

Аннет всегда пекла себе крохотный колобок вместе с караваями к завтраку. Она любила оторвать от него хрустящую корочку и вдохнуть горячий запах, струящийся над белым горячим мякишем.

Девушка помешала в печи догорающие угольки и тяжело вздохнула.

Нет, в целом приют «Ночные сверчки» ей нравился. Не самое плохое место.

Тут вкусно кормили, простенько, но хорошо, добротно одевали. Синие шерстяные одинаковые платья, белые льняные фартуки, крепкие ботинки из кожи. В непогоду полагался плащ и шапка. Что еще послушной и кроткой барышне нужно?..

Девиц учили готовить, вышивать и колдовать над чаем с малиной, чтоб от него мгновенно проходила простуда. Старшая учительница, добродушная и мягкая Квочка, колдовала очень посредственно, но если чему— то учила, то навсегда, и очень качественно. А еще она была доброй и могла утешить в любой ситуации, разрешить любой спор и унять рассорившихся.

Вот только…

…Дверь на кухню приоткрылась со скрипом, чья-то вихрастая голова просунулась в образовавшуюся щель между косяком и дверями, и тайный доброжелатель заговорщическим страшным шепотом произнес:

— Аннет, прячься! Рыбоглаз явился и уже справлялся о тебе! Он зол, как каменный горшок, разве что не кусается, помчался сейчас в спальни. Наверняка тебя искать! С ним тощий священник; тоже злой, ну, тот, который любит угощать прихожан розгами. Оба рыщут, как голодные волки в подлеске!

— Священник?! Зачем бы это?! — воскликнула девушка, бросая кочергу и отирая руки фартуком.

— Да уж не затем, чтобы рассказать тебе святочную историю! — ядовито ответила лохматая голова доброжелателя.

Аннет испуганно подскочила, волосы золотыми неровными лучами рассыпались по ее плечам. Они были удивительно светлыми, блестящими, как волшебная золотая пряжа из сказки, и… обкромсанными грубо и некрасиво.

Только начали отрастать после того, как директор приюта — и он же злобный рыжий Рыбоглаз, — в очередной раз устроил девушке выволочку якобы за неряшливость и сам лично, безжалостно и грубо, отрезал ее волосы в три взмаха своими огромными блестящими ножницами.

Аннет проплакала потом целых четыре дня. В зеркало смотреться было просто больно. И пусть Квочка ласково убеждала ее, что она все равно осталась все такой же хорошенькой, на новую прическу без слез глядеть было невозможно.

Над ухом Рыбоглаз и вовсе выстриг плешь, и Аннет, давясь слезами, вынуждена была носить чепчик почти месяц, чтобы никто не дразнил ее вшивой и облезлой.

А Рыбоглаз радовался всякий раз, видя дело рук своих. Злорадствовал, раздуваясь от злости, что изуродовал девушку. Все— таки, мерзкий он человек!

Рыбоглаз — это было единственное, что сводило на нет все плюсы приюта, делая жизнь Аннет в нем невыносимой, тоскливой, полной тревог и страхов.

Больше всего на свете Аннет мечтала, чтоб нашлась семья, которая удочерила бы ее и забрала б отсюда. Но мечте этой не суждено было сбыться. Аннет была слишком взрослой для этого; а усыновители обычно хотели совсем крохотного ребенка, чтобы смотреть, как он растет, учится ходить, играет…

Однажды, правда, Квочка, пыхтя от радости, по секрету сказала, что ею, Аннет, заинтересовалась какая— то знатная и уважаемая семья.

— Даст магия, они увезут тебя отсюда! — раздуваясь от радости, ворковала Квочка, поглаживая Аннет по голове. — Ах, говорят, очень важное семейство! И богатое. Значит, не из—за денег тебя берут. А еще говорят, что они великие волшебники! Великие! В нескольких поколениях! Вот было б славно, если б они тебя взяли! Твой магический потенциал расцвел бы у них. Я знаю, ты сильная девочка. Если тебя учить, обязательно будет толк!