VIII/2039
Отыскать пологий склон среди скал, выступавших из воды, словно клыки затонувшего монстра, было непросто. Но мы, осторожно проверяя дно вёслами, смогли провести лодку сквозь этот опасный лабиринт. На острове было пустынно и тихо, а единственным признаком того, что тут когда-либо обитали люди, был маленький домик, одиноко расположившийся наверху ближайшего к нам холма. Фёдор, наш куратор, уверенным шагом направился прямо к нему. Мы с Анной нехотя последовали за ним, всё ещё теряясь в догадках относительно цели нашего прибытия.
Фёдор пришёл к нам в лабораторию рано утром. Ничего не объясняя, он приказал собирать вещи и готовиться к командировке. Через час мы уже были в частном самолете, принадлежавшем научно-исследовательскому институту. Короткий получасовой перелёт до захолустного городишки, аренда лодки и прибытие на незнакомый остров – на всё ушло чуть больше двух часов, но и за это время Фёдор не захотел ввести нас в курс предстоявших работ.
Мы прибыли на остров в разгар лета. Утром на календаре значилось только первое августа, но здесь, в этом всеми забытом краю, уже правила бал осень. Листва на редко попадавшихся деревьях давно пожелтела и теперь тоскливо облетала. Даже воздух тут был пропитан грустным и немного терпким ароматом уходящего лета. Было тепло, но не жарко. Небо затянули тяжёлые грозовые облака, и было нещадно душно. Казалось, даже воздух замер, боясь потревожить покой уснувшего острова.
Чем ближе подходили мы к дому на холме, тем очевидней становилось то, что он заброшен. Всюду царило запустение. Не было слышно ни единого звука, кроме тихого шелеста листвы, неторопливо спадавшей на землю с могучих ветвей огромного дуба, что одиноко стоял у дальней стены здания. По внешнему виду и конструкции можно было сделать очевидный вывод, что дом этот построен не одно столетие назад. Некогда массивная дубовая дверь, теперь выглядевшая болезненно трухлявой, была широко распахнута и косо висела, а вернее, почти лежала на земле, опираясь верхней частью на стену задания. Изнутри дом представлял собой одну очень просторную комнату, все стены которой оказались усеяны небольшими окнами. В некоторых из них остались трухлявые деревянные оконные рамы и ставни. Кое-где виднелись остатки стёкол, осколки от которых всё ещё валялись снаружи дома. Складывалось ощущение, что кто-то нарочно, находясь внутри строения, разбил все стекла. Я подошёл к ближайшему окну и обнаружил, что стекло в этой раме было аккуратно вырезано.
В единственной комнате не наблюдалось даже подобия мебели или перегородок. На деревянных стенах и рамах местами виднелись остатки побелки. Полы были засыпаны сухим сеном. В одном из углов оно оказалось навалено плотнее и образовывало нечто вроде соломенной лежанки.
– Зачем мы сюда приехали? – спросила Анна у Фёдора. Как и я, со смесью любопытства и недоумения, она осматривала заброшенное помещение.
Фёдор, задумчиво цокая языком, прошёл вглубь комнаты. Первое слово, которое появлялось в голове у человека, смотрящего на него, было словом «Геракл». Он, и правда, был похож на героя легенд. Высокий, крепкий, осанистый, Фёдор был словно окутан аурой силы и мужества. Одним своим видом он внушал людям уважение и некоторый трепет. Но, несмотря на суровый вид, Фёдор был крайне мягким человеком. Сомневаюсь, что кто-нибудь мало с ним знакомый мог бы представить, что эти огромные мускулистые руки заправского коновала вечерами вяжут малюсенькие пинетки для недавно появившегося на свет внука.
После того, как мы с Анной приняли предложение научно-исследовательского института, Фёдор был назначен нашим куратором. Вернее, куратором всей набранной группы исследователей, включавшей, кроме нас, ещё шестерых мужчин и женщин разного возраста и направлений прошлой деятельности. Около года мы занимались мелкими исследованиями. Ничего особенного. Разработка и испытания на кроликах кое-каких лекарств, анализ образцов различных материалов и прочие мелкие исследовательские операции. И всё-таки до конца мы не знали, ни чем занимается наш институт, ни для чего вообще нужны эти исследования. Таинственность окутывала всю деятельность предприятия, и оставалось лишь надеяться, что мы не делаем ничего опасного и противозаконного.
