Глава 1. Москва, Барыковский переулок.
17 мая 2025 года.
Съёмочная группа федерального канала пришла вовремя, как и ожидалось, ровно в 10.00, пройдя досмотр сотрудниками федерального канала журналистов проводили в гостиную.
Он не встречал «гостей», это сделала супруга, пока он вышел с чашкой, если конечно можно назвать огромную кружку миленькой кофейной чашечкой, однако имея спортивное телосложение с ростом два метра и весом 110 килограммов, обычная кружка бы выглядела в его руках как чашечка эспрессо.
Несмотря на утро, на улице уже было 23 градуса и за исключением небольшой облачности, день можно было бы назвать идеальным, для этого времени года. Хотя, на уровне воспоминаний, такие погожие дни вызывали легкий дискомфорт, ведь «хорошую» погоду последние пару лет он называл «плохой», но, к счастью, сейчас он не слышал до боли знакомые звуки «вжжжжжж».
Белая рубашка была безупречной – ослепительно чистой, идеально отглаженной, с безукоризненными стрелками на рукавах. Но в этом и заключалась вся пытка. Ткань, хоть и дорогая, слегка колола кожу при каждом движении, а палящее солнце на балконе превращало её в душный саван. Особенно с этой чертовой чашкой кофе в руке, от которой исходил обжигающий жар.
Он допил последний глоток, ощутив, как по спине медленно скатывается капля пота, оставляя за собой влажный след. Внутри квартиры было прохладнее, но не настолько, чтобы унять раздражение. Кружка с глухим звяком опустилась на стеклянную столешницу, а его пальцы в тот же миг впились в темно-синий пиджак, брошенный на спинку стула. Одно движение – и ткань легла на плечи, скрыв мокрые пятна на спине.
– Хорошо, что сегодня без галстуков, – мелькнула облегченная мысль.
Но настоящий глоток свободы ждал его в гостиной.
Д. сидела на диване, закинув ногу на ногу, в этом чертовом бежевом платье, которое, казалось, было создано специально для того, чтобы сводить его с ума. Ткань облегала её бедра с неприличной точностью, а разрез – этот проклятый, дразнящий разрез – открывал ноги ровно настолько, чтобы его пальцы сами сжались в кулаки от желания, провести по коже.
Тонкие. Гладкие. Идеальные.
Он замер в дверном проеме, и в голове вспыхнула единственная мысль: сорвать с неё это платье, пригвоздить к дивану и заставить забыть, что где-то там, за стенами этой квартиры, существует целый мир.
Мир за окном давно перестал иметь значение – с его условностями, его правилами, его жалкими попытками сохранить видимость порядка. Он рассыпался в прах вместе с первыми взрывами, оставив после себя лишь хаос, в котором они и нашли друг друга.
Если бы не война, они бы никогда не встретились.
Она – из тех, кто родился в шелесте книжных страниц, чьи пальцы знали только клавиши рояля и тонкий фарфор чашек. Он – выкованный в дыму заводских цехов, привыкший к грубым рукопожатиям и тяжёлому ритму машин. Их миры никогда не должны были пересечься.
Не было бы этих ночей, когда её ногти, некогда ухоженные и лощёные, впивались в его спину, оставляя красные полосы, как метки дикого зверя. Не было бы этих утренних пробуждений, когда она будила его губами, медленно, настойчиво, пока он не открывал глаза с глухим стоном. Не было бы этого безумия – жгучего, неконтролируемого, пожирающего их изнутри, как огонь пожирает сухую солому.
– Милый!!, – её нежный и родной голос, вырвал его из грёз.
Он не ответил. Просто шагнул вперёд, и в её глазах вспыхнул тот самый огонь – дикий, неукротимый.
Сначала все шло по накатанной – скучные, отрепетированные до автоматизма ответы. Детство («любил математику»), школа («старался хорошо учиться»), служба («чувство долга»). Политический конструктор складывался идеально: правильный парень с правильной биографией. Журналисты дремали, камеры монотонно жужжали, в зале пахло кофе и усталостью.
