Основано на реальных событиях, все имена и место действия измененны по просьбе рассказчика.
Когда всё наконец закончилось, ей было тридцать девять.
Не сорок – ещё нет. Не тридцать пять – уже не то. Возраст, когда можно начать сначала, но не как прежде: не с уверенностью, а с дрожью в пальцах, которую нельзя списать на кофе.
Развод затянулся на полтора года. Не драматичный – вязкий, как болотце, что не утаскивает, но держит за щиколотки. Всё привычное стало чужим, всё новое – равнодушным.
Марина уехала с двумя чемоданами и нервной улыбкой. Работы хватало, она была человеком без иллюзий – зато с хорошей памятью. А память, как известно, мешает жить, когда правильнее было бы просто повернуться и уйти.
Квартиру она купила не потому, что понравилась. Просто всё совпало: цена, документы, район.
Дом был довоенный, с толстыми стенами, высокими потолками и окнами во двор-колодец, где летом почти не бывало солнца. Старый, уставший, но живой Ленинград – такой, каким его помнят те, кто не доверял навигатору и по привычке заглядывал в подвал, где когда-то была булочная.
Улица была из тех, на которых уже не строят. Асфальт под ногами трескался, но не сдавался. Подъезд пах пылью, почтовыми ящиками и сыростью старого фундамента. Квартиру она купила на втором этаже, в левом крыле, где раньше была коммуналка. Соседи рассказали, что три года назад её разделили: перепланировка, стены подвинули, санузлы развели. Кто-то продал, кто-то остался. Прежние жильцы в основном разъехались или умерли.
Её часть квартиры – бывшая гостиная и спальня, превращённые в кухню, комнату и коридор. Остальная, зеркально смежная за тонкой стеной, пустовала. Никто не жил. Дверь заколочена, почтовый ящик – глухо набит рекламой.
Соседи говорили, что владелец умер. Наследники – кто-то разъехался, кто-то спорит. Или забыли. Такое тоже бывает.
Вечерами, ставя чайник, она смотрела в мутное стекло, покрытое каплями.
Ей казалось: это место не просто старое. Оно устало от памяти.
В этих стенах жили слишком долго, слишком трудно и слишком рядом, словно одна большая, но не совсем благополучная семья. Много голосов, много шума, много недосказанного. То, что невозможно вымыть из паркета даже шваброй с новмодным средством.
Она не верила в мистику. Она верила в теплоизоляцию, квартплату и хорошую сантехнику.
На второй неделе, складывая одежду в шкаф, Марина замерла.
Сквозь тонкую гипсокартонную стену – ту, что отделяла её спальню от соседней, пустующей комнаты – раздался стук.
Тихий, как капля в жестяное ведро. Один. Потом второй. И – тишина.
Она не испугалась. Просто напряглась, как напрягаются взрослые, когда реальность вдруг щёлкает пальцами и шепчет:
«Я не совсем такая, как ты думаешь.»
Она пошла на кухню, налить себе чаю. И поставила чашку на подоконник, наблюдая, как капает дождь.
И в этот момент почему-то впервые подумала:
«А кто тут жил до меня?..»
Первые дни в новой квартире прошли спокойно.
Не в смысле счастливо – а просто без происшествий. Вещи разложены, документы оформлены, номера и показания счетчиков переписаны. Марина привыкала к звукам нового дома, как привыкают к шорохам старой книги: здесь всё слегка скрипело, щёлкало, постукивало – но не пугало, просто дом, живущий своей жизнью. Было ощущение, будто стены рассказывали воспоминания о прежних жильцах.
Она вставала рано, не потому что нужно было, а потому что не могла спать долго. Чайник, окно, тишина. Осеннее небо над двором-колодцем, где не видно солнца, только светлая серая осень. Обычный фоновый шум соседей – старушка с ходунками, мальчик с ранцем который собирается в школу, где-то бубнит телевизор – но все эти звуки были как обыденны и знакомы. Их было мало. Удивительно мало, как для такого дома.
