Смерч, я тебя не прощу - Ульяна Соболева, Мелания Соболева

Эрика

Год спустя

Взгляд цеплялся за тонкие облака, скользящие за иллюминатором. Я сидела, уставившись в них, будто они могли поглотить воспоминания, от которых не было спасения. В наушниках тихо играла музыка, приглушая звуки самолета, но не мысли. Глубокий вдох, затем выдох. Рука бессознательно потянулась к подлокотнику, чтобы хоть как-то удержать себя в реальности.

Почти год. Год, проведенный вдали от дома, в попытке забыться, убежать от прошлого. Испания стала для меня чем-то вроде укрытия. По крайней мере, на время. Первые месяцы я пыталась убедить себя, что всё хорошо, что прошлое осталось за океаном, что я смогу начать заново. Это место когда-то уже было моей временной свободой, когда я училась там, и на мгновение казалось, что я снова вернулась в то беззаботное время.

Но это было обманом. Я знала, что настоящее всегда догонит. Теперь я возвращаюсь, и всё внутри кричит, что я не готова.

Рука сжалась в кулак, сердце болезненно сжалось, а в горле встал ком. Я тяжело сглотнула, пытаясь подавить подступающие слёзы, и закрыла глаза. Музыка в наушниках не помогала заглушить гул воспоминаний, которые нахлынули, как приливная волна.

Я до сих пор видела эту картину, будто всё произошло вчера.

Год назад.

Ночь, трасса. Холодный воздух, смешанный с запахом крови. Алекс лежал на асфальте, его грудь была залита багровыми пятнами. Плач. Мой, казалось, разрывал не только меня, но и весь мир вокруг. Я стояла на трассе, едва дыша от боли, наблюдая, как его тело грузят в скорую.

Ренат. Его сжали в наручниках, он кричал что-то, разрываясь на крики о том, что он не виноват. Но его никто не слушал. Полиция повалила его на землю, и я застыла, смотря на это, разрываясь между ненавистью и пустотой. Меня посадили в другую машину.

Когда мы прибыли в участок, там уже были мои родители. Мама и папа. Их лица тогда... Боже, я хотела забыть их выражение, но оно преследовало меня всё время.

Они ещё ничего не знали. Сначала они думали, что это что-то незначительное. Возможно, Алекс просто попал в переделку. Но когда они увидели тело...

Мама вскрикнула так, будто кто-то вырвал у неё сердце. Отец побледнел, но остался стоять, стиснув кулаки, не давая себе сломаться. А я стояла рядом, вцепившись в собственные плечи, не в силах поднять на них глаза.

Это убило их.

Мама не могла говорить неделями. Она почти не ела, не спала. Её лицо потеряло привычные черты — оно стало пустым, словно из нее выкачали всё, что было живым. Теперь она постоянно ходит к психотерапевту. Я видела ее улыбку всего несколько раз за весь этот год, и даже тогда она была слишком слабой, чтобы ее можно было назвать настоящей.

Отец... Он старался быть сильным. Ради нас. Ради мамы. Он прятал свою боль, как умел, но я видела её в каждом его движении, в его взгляде, когда он думал, что никто не видит. Алекс был его гордостью.

Для меня Алекс был всем. Мы были ближе, чем просто брат и сестра. Он был моей опорой, моей стеной, моим лучшим другом. Я доверяла ему всё. С самого детства он защищал меня, был тем, кто всегда приходил на помощь. И теперь его нет.

Боль резанула так остро, что я сжала зубы, пытаясь сдержать рыдания. Я ненавидела Рената. Ненавидела его за то, что он отнял у меня самое ценное.

А потом начался суд.

Я сидела на скамье, слушая бесконечные речи адвокатов и прокуроров, но слова тонули в моём сознании. Я не могла поднять на него глаза. Даже раз. Ренат сидел там, и я знала, что он смотрит на меня, но я не могла. Он убил моего брата.

Для меня он умер в тот же день.

скрывалось то, от чего я пыталась убежать целый год. Теперь я возвращаюсь в то место, где всё началось.

— Суд начался. Раздался громкий голос пристава: