Сквозь снег и пепел - Агата Соболева

Заброшенная заправка, краска облупилась, перекошенные окна, двери, рекламные щиты. Хрупкий асфальт весь в дырах, наполненных водой и грязью. Совершенно нелепо на всем этом смотрелся первый легкий снег. Будто старый грязный и драный башмак посыпали сахарной пудрой.

В машине холодно, от теплого дыхания запотели все окна и чтоб увидеть происходящее вокруг – нужно было протирать небольшие «окошки» на грязном стекле. Вокруг ни души. Только три девушки внутри ржавого старого авто, тесно сбившись в кучку, пытались согреться на драном заднем сиденье с торчащими пружинами. В голове туман, в теле слабость. Наряды для ночного клуба – юбки мини, облегающие джинсы, откровенные топы, каблуки. От волос пахнет лаком и сигаретным дымом. Привкус во рту говорит об обилии выпитых коктейлей. Размазанная косметика - свидетельство не слишком скромных поцелуев. Ни у кого нет телефона, ни чтоб включить GPS и найти свое местонахождение, ни чтоб позвонить в службу спасения… Нет денег. Нет документов. Никаких вещей. Как с пульсирующего горячего танцпола попали сюда – никто не помнит.

Двери никак не поддавались. Страх и отчаянье смешались в опохмельный коктейль. Всхлипы паники наполнили обветшалый салон.

- М-м-может мож-жно ч-через б-багажник выб-браться? – зуб на зуб не попадал, и посиневшие от холода губы еле слушались.

Обдирая онемевшие пальцы до крови, ломая ногти до мяса, невероятными усилиями отодран край спинки. В багажнике непроглядная темнота. Спереди у руля нашли рычаг, и надрывно скрипнув, побитая дверь багажника слегка приоткрылась. И это маленькая победа в борьбе с ржавым пленом.

В надвигающихся сумерках лес становился более зловещим. Припудренные высокие ели будто оживают и тянут свои лапистые ветви, обступая теснее пяточек, как обеденный стол. Хотелось скорее покинуть это место. Непонятное. Неприятное. Холодное. Жуткое.

- Лезь первая.

Превозмогая страх и сковавший тело холод девушка в джинсах стала пробираться в темноту багажника. По ощущениям – внутри багажника металлические трубы и инструменты.

Как только вторая нога скрылись в дыре разорванной обшивки, из салона раздался вскрик полный смеси страха и надежды:

- Кто-то идет!

Инстинкты подсказали застыть, замереть, забиться в самый уголок темного тесного багажника… Тяжелые шаги снаружи. Кто-то схаркнул. Открывается со скрежетом дверца:

- Ну что? Пошли отсюда, вылезай сама или по частям достану, - грубый голос, больше похожий на кашель больного туберкулезом, чем на речь.

Машина шатается, вскрики, удары, визг девчонок. Глухой удар об асфальт и мерзкий скрип похожий на смех… Что-то волокли по асфальту. Кто из девочек плакал до воя, все это перемежалось грязными ругательствами.

Поток звуков прервался ударом – будто захлопнулась дверь.

Третья узница застыла в ожидании, что в любую секунду откроется багажник, и ее выволокут следом. Прерывисто дыша, дрожа всем существом от ужаса, медленно придвинулась к маленькой щели. Никого не видно, только дверь заброшенной заправки еще больше перекосившись повисла на одной петле. Нигде нет света, не слышно голосов или плача. Стерильная тишина. Только лес, укутывающийся в сумерки, и белые снежные хлопья, медленно кружащиеся в воздухе.

Рискнула. Чуть приоткрыла багажник. Дверца не стала сопротивляться и не издала предательского звука.

Еще чуть-чуть. Тихо. Никого. Еще немного. И осторожно, …крадучись, …сжавшись всем своим существом, …стараясь остаться незаметной, сначала одной ногой, потом другой… и девушка выбралась наружу. Было страшно отвести взгляд от старого здания даже на секунду, чтоб не упустить какого-то движения.

Шаг, еще один…и вот виден на свежем девственном снегу багровый след. Он как красная ковровая дорожка тянется от машины к месту основного представления - к заправке. Все остальные следы спрятали снежинки.