Рецепт
Она пахнет лимоном, перцем,
Шиповником.
Торгует на рынке специями
По вторникам.
Посмотрит терпко и сладко,
Жгуче.
Но влюбляйся в неё с оглядкой
Лучше.
Как-то взял у неё господин
Бадьяна.
Длинные ночи потом бродил
Как пьяный.
Её имя выбил на медном
Браслете,
А на утро пропал бесследно
В рассвете.
Говорят, у неё не глаза —
Бельма,
Да только рецепт подсказала
Ведьма.
Нужно взять одно влюбленное
Сердце
И смешать его с кардамоном
И перцем.
Это слухи, конечно, бредни
И сказки…
Но её я видел намедни
В повязке.
Среди льдов
Не вглядывайся в толщу льда,
там лишь холодная вода
и тюлени
трутся серыми спинами,
променяв человечьи тени
на звериные.
У тёмной проруби не стой:
не солнце бьётся под водой —
белуха,
с чёрным пятном-увечьем —
добыча лунного духа,
не человечья.
На чаячий холм не ходи
ни с собаками, ни один
на охоту,
там в сердце холма
под землёй бродит кто-то
впотьмах.
В воде не оставляй каяк,
открытая иль полынья,
а всё одно —
залезет в лодку из воды
и притаится водяной,
и жди беды.
Не вглядывайся в толщу льда —
там лишь холодная вода
в сердцах китов,
давно там сгинула весна,
и где пропала среди льдов —
то не узнать.
Сирена
О кораблях, ушедших под воду, о потерянной свободе, о любви нетленной, но на дне смиренно лёгшей в ил, плачь, сирена.
Плачь о тех, кто тебя любил.
Вопреки советам расхожим,
что слезами ничем не поможешь,
не заглушишь в сердце боль,
плачь, сирена,
плачь и пой.
Пой, как бы пели птицы и ветер, расправляй певчие сети у этих скал, чтобы каждый узнал, как сладко, когда любим.
На девятый вал каждый станет твоим.
Не изменишь природы своей,
не поднимешь со дна костей,
не прервёшь череду неудач,
а поэтому пой,
пой, сирена, и плачь.
Плачь, как жёны, убитые горем, о мужьях, сгинувших в море, о слезах детей, а всего страшней о душах, ушедших ко дну.
Плачь, сирена, твой Одиссей уже оседлал волну.
Два осколка
Королева
Он станет моим на три дня, потом вернётся к тебе:
Велика ли за жизнь цена? Думаю, что вовсе нет.
Велика ли цена за то, чтобы слышать его смех?
Всего три ненужных дня проведёт он в морозном сне.
Всего три невзрачных дня, и увидишь его лицо.
Ведь я поднимала, смеясь, и не таких мертвецов.
Оставь его тут, на камнях, ступай скорее домой.
Всего три ужасных дня – и он будет снова лишь твой.
Девочка
Он составляет слово из льдинок, не понимая смысла.
Он думает, что любит зиму, и что это его мысли.
Он не смотрит совсем мне в глаза, его смех острее ножа.
Он хочет мне что-то сказать, но губы его мелко дрожат.
Я хотела, чтобы он ожил. Велика ли за жизнь цена?
Но я чувствую всей кожей – меж нами ледяная стена.
Хотела быть девочкой сильной? Теперь терпи, привыкай.
Не забыть бы сейчас его имя… помню… его зовут…
…
Кай?
Лесное
Вьётся мышиным горошком
По ручкам, по ножкам
К горлышку страх.
Не закрывать глаза.
Не разжигать костра.
То ли хотела мать?
Да.
Что-то мелькает злое
Там, за осенней листвою.
Оно пришло не за мною?
За мною.
Глаза – два рубина,
В пасти рябина
Краснее красного.
Так ли ужасно?
Ужасно.
Тянет руки – голые ветви.
Месяц бледной поганкою светит,
Это там воет волк или ветер?
Ветер.
Хотя, всё равно.
Пока не стала травою-полынью,
Золотом солнца, небесною синью,
Пока сердце моё не остыло,
Его напою вином.
Пей, злое,
Пей, рябиново-красное,
Мы одной крови, мы одного роду,
Ты – моя сестра неназванная.
Я пришла за тобою.
Я принесла свободу.
…
Вьётся мышиным горошком, по ручкам, по ножкам…
Не вьётся – бежит
Кровь краснее рябины,
Кровь чернее лесов.
И потухают рубины.
Под ними – моё ли лицо?
Моя ли жизнь?
Колдун
Красавица какова, какие шелка, да меха, да каменья, как походка легка. Да только крадётся тенью следом беда. Только волосы белы, как старухины космы, только кожа бледна…
Гадала у студёной воды, на золе да песке, на крови, венок в реку бросив. Нагадала суженого, ряженого, он явился на черной лошади, в бороде седина, на поясе лента повязана, красная с червонным золотом. Молвил:
