Через забор, в просветы густых завитков, мне видно, как они бьют. Идут к флажку, и я пошел забором. Ластер ищет в траве под деревом в цвету. Вытащили флажок, бьют. Вставили назад флажок, пошли на гладкое, один ударил, и другой ударил. Пошли дальше, и я пошел. Ластер подошел от дерева, и мы идем вдоль забора, они стали, и мы тоже, и я смотрю через забор, а Ластер в траве ищет.
– Подай клюшки, кэдди[1]. – Ударил. Пошли от нас лугом. Я держусь за забор и смотрю, как уходят.
– Опять занюнил, – говорит Ластер. – Хорош младенец, тридцать три годочка. А я еще в город таскался для тебя за тортом. Кончай вытье. Лучше помоги искать монету, а то как я на артистов пойду вечером.
Они идут по лугу, бьют нечасто. Я иду забором туда, где флажок. Его треплет среди яркой травы и деревьев.
– Пошли, – говорит Ластер. – Мы там уже искали. Они сейчас не придут больше. Идем у ручья поищем, пока прачки не подняли.
Он красный, его треплет среди луга. Подлетела птица косо, села на него. Ластер швырнул. Флажок треплет на яркой траве, на деревьях. Я держусь за забор.
– Кончай шуметь, – говорит Ластер. – Не могу же я вернуть игроков, раз ушли. Замолчи, а то мэмми не устроит тебе именин. Замолчи, а то знаешь что сделаю? Съем весь торт. И свечки съем. Все тридцать три свечки. Пошли спустимся к ручью. Надо найти эту монету. Может, из мячиков ихних который-нибудь подберем. Смотри, где они. Вон там, далеко-далеко. – Подошел к забору, показал рукой: – Видишь? Сюда не придут больше. Идем.
Мы идем забором и подходим к огороду. На заборе огородном наши тени. Моя выше, чем у Ластера. Мы лезем в пролом.
– Стой, – говорит Ластер. – Опять ты за этот гвоздь зацепился. Никак не можешь, чтоб не зацепиться.
Кэдди отцепила меня, мы пролезли. «Дядя Мори велел идти так, чтобы никто нас не видел. Давай пригнемся, – сказала Кэдди. – Пригнись, Бенджи. Вот так, понял?» Мы пригнулись, пошли через огород, цветами. Они шелестят, шуршат об нас. Земля твердая. Мы перелезли через забор, где хрюкали и дышали свиньи. «Наверно, свиньям жалко ту, что утром закололи», – сказала Кэдди. Земля твердая, в комках и ямках.
«Спрячь-ка руки в карманы, – сказала Кэдди. – Еще пальцы отморозишь. Бенджи умный, он не хочет обморозиться на Рождество».
– На дворе холод, – сказал Верш. – Незачем тебе туда.
– Что это он, – сказала мама.
– Гулять просится, – сказал Верш.
– И с Богом, – сказал дядя Мори.
– Слишком холодно, – сказала мама. – Пусть лучше сидит дома. Прекрати, Бенджамин.
– Ничего с ним не случится, – сказал дядя Мори.
– Бенджамин, – сказала мама. – Будешь бякой – отошлю на кухню.
– Мэмми не велела водить его в кухню сегодня, – сказал Верш. – Она говорит, ей и так не управиться со всей этой стряпней.
– Пусть погуляет, – сказал дядя Мори. – Расстроит тебя, сляжешь еще, Кэролайн.
– Я знаю, – сказала мама. – Покарал меня Господь ребенком. А за что – для меня загадка.
– Загадка, загадка, – сказал дядя Мори. – Тебе надо поддержать силы. Я тебе пуншу сделаю.
– Пунш меня только больше расстроит, – сказала мама. – Ты же знаешь.
– Пунш тебя подкрепит, – сказал дядя Мори. – Закутай его, братец, хорошенько и погуляйте немного.
Дядя Мори ушел. Верш ушел.
– Замолчи же, – сказала мама. – Оденут, и сейчас тебя отправим. Я не хочу, чтобы ты простудился.
Верш надел мне боты, пальто, мы взяли шапку и пошли. В столовой дядя Мори ставит бутылку в буфет.
– Погуляй с ним полчасика, братец, – сказал дядя Мори. – Только со двора не пускай.
– Слушаю, сэр, – сказал Верш. – Мы его дальше двора никуда не пускаем.
