Замок Честеров постепенно наполнялся звуками. Слуги завершали
последние приготовления, стражи, прихваченные папенькой из банка,
чеканили шаг у парадного крыльца.
За гулким топотом и шуршащими чарами магов-бытовиков было не
слышно пения птиц, еще не покинувших увядающий старый сад.
Легкомысленные весенние пташки словно давали имению последний шанс
на возрождение.
В детстве мне нравилось тут бывать. Бродить длинными серыми
коридорами, изучать царапины на обшарпанных каменных стенах, с
ногами забираться в пыльные кресла библиотеки и исследовать
портреты предков.
Прогуливаться по саду меж вековых деревьев, с которых лоскутами
слезает ветхая кора. Любоваться семейством каменных роз, что
отвоевало себе серый валун слева от иссохшего ручья. Кидать
задумчивые взгляды назад, на острые свинцово-серые крыши, устало
прилегшие на толстые колонны.
Усадьба Честеров и пугала, и манила замершей красотой увядания.
Природа вокруг застыла, но не умерла до конца. Будто
законсервировалась в памяти, ожидая всех, кто случайно забредет
сюда и захочет вспомнить…
Я же всю ночь вертелась в непривычной кровати и старалась
забыть.
Забыть!
Мой позор. Мою клятву. Ухмылку Валенвайда. И вчерашний поздний
вечер, окончившийся стремительным перемещением сюда.
Тайнария подготовила для меня прежнюю комнату в дальнем конце
обжитого крыла. Проветрила, сменила белье, освежила интерьер
букетом тугих тюльпанов и даже принесла из дома уютный пурпурный
плед. Но все равно спальня ощущалась чужой.
Я сонно клевала носом, встречая рассвет и уговаривая утро
подольше не наступать. К завтраку прибудет Он. Мой жених.
Незнакомец, с которым меня связала Судьба, магпомолвка и родовая
клятва, принесенная матушкой.
Однако утро все-таки наступило. Заставило меня слезть с постели
и закутаться в пурпурный плед: от пола тянуло холодом.
Спальню заливало светом, и я заново вспоминала ее интерьер.
Старинный шкаф ручной работы с искусной резьбой на створках. Такой
же комодик на гнутых ножках, неудобный стул с прямой спинкой,
вырабатывающий у юных леди болезненную «идеальную» осанку. И
зеркало, в котором отражалась какая-то другая Честер…
Казалось, я смотрю со стороны даже на себя. И девица в белой
ночнушке до пят, замотанная в плюшевый пурпур, – незнакомка. Это
она, другая, встретится с женихом, чтобы обсудить скорую свадьбу.
Она наденет на лицо вежливую улыбку и растянется в реверансе перед
темным магом. Она покорно примет судьбу.
Честеры… Вечные наблюдатели, свидетели событий. Меня будто
отстранили – от выбора, от семьи, от друзей. Все вокруг меня не
касалось. Не желало моего вмешательства! Даже отталкивало, если я
вдруг хотела проявить неравнодушие… Отпихивало подальше с фирменной
брезгливостью бытия.
Наверное, так себя ощущает трехсотлетний вампир, повидавший
всякое. И давно забросивший попытки повлиять, изменить…
Вспомнив об Эрике, я захлебнулась воздухом и привалилась к
шкафу.
Забыть… Забыть! Все это неправда. Ночной бред.
Из открытых резных створок на меня глядело платье дебютантки.
Старомодное, с кружевными оборками у локтей и по краю квадратного
выреза. С легкомысленной шнуровкой на груди и беспрецедентно пышной
многослойной юбкой.
Уверена, этот бледно-розовый кошмар, расшитый серебряными нитями
и сверкающий магическими кристаллами, выбирала матушка. Так
наряжались на первые балы в ее время.
Почему-то она решила, что жених придет в восторг от вида невесты
в розовых рюшах. Этакий тортик на выданье, с кружевными розочками и
кремовыми завитушками. Наверняка темному магу, возжелавшему
жениться, лет восемьдесят.
Сама я лишилась дебютного бала, потому как с легкой руки Аврелии
Ланге уже была помолвлена. Но подруги из «Эншантели» рассказывали,
что в наше время аристократки выходят на дебют в белом и голубом,
без кружева и дорогой отделки. Светлый шелк символизирует чистоту
дев и их магических капель.