«Мир душам моих почтенных родителей, да будет благословен их прах, да не забудутся их добродетели! И пусть дочь их всю жизнь будет помнить об этой праведности, а перед смертью утешится тем, что эта память ею не запятнана!» С этой тайной молитвой единственная представительница семейства Беверли покидала дом своего детства. Слезы, вызванные печальными воспоминаниями, наполнили ее глаза и помешали бросить последний взгляд на родной город.
Прекрасной путешественнице, Сесилии, недавно пошел двадцать первый год. Ее предки были богатыми фермерами в графстве Суффолк, однако отец Сесилии, человек утонченный, вел уединенную жизнь помещика и не стремился приумножить унаследованное им состояние. Сесилия потеряла его в ранней юности, а ее мать ненадолго пережила мужа. Родители оставили ей десять тысяч фунтов и поручили ее заботам дяди – декана [1] *** собора. У этого господина, в руках которого волей обстоятельств сосредоточились владения возвысившегося и разбогатевшего рода, она и провела предыдущие четыре года. Всего несколько недель назад этот последний родственник Сесилии умер, и она сделалась наследницей поместья с годовым доходом в три тысячи фунтов, но с одним условием: в случае замужества жених получит ее руку и богатства, только если возьмет и ее имя.
Многим обязанная своему состоянию, природе Сесилия была обязана еще бо́льшим: изящными формами, благородным сердцем, одухотворенными чертами лица, красноречиво свидетельствовавшими о здравомыслии и чувствительности.
До совершеннолетия мисс Беверли заботы о ней и ее состоянии декан возложил на трех опекунов, у одного из которых она по собственному выбору должна была поселиться. Но девушка мечтала пожить в сельской тиши, у своей престарелой приятельницы, которую знала и любила с детства.
Разумеется, дом декана ей пришлось оставить, и там водворился его нетерпеливый преемник. А Сесилию уже ждали в поместье ее великодушного друга – миссис Чарльтон, доброта и чуткость которой не оставляли девушке желать иного. Она поселилась здесь после похорон дяди и была не прочь остаться насовсем, но опекуны вынудили ее уехать. Девушка неохотно подчинилась. Ей пришлось проститься с друзьями юности и местом, где упокоились ее близкие. В обществе одного из опекунов и пары слуг она отправилась в путешествие из Бери в Лондон.
Сопровождавший ее мистер Харрел находился в полном расцвете сил и был беспечным светским повесой. Это не помешало декану назначить его опекуном, чтобы доставить удовольствие племяннице. Мистер Харрел был женат на любимой подруге детства Сесилии.
В дороге он прилежно старался рассеять меланхолию своей спутницы. Сесилия, в характере которой кротость сочеталась с чувством собственного достоинства и стойкостью, не позволила его добрым намерениям остаться втуне. Она послала воздушный поцелуй мелькнувшему вдали мирному холму, на котором стоял ее родной город, и попыталась выкинуть мысли о прошлом.
Однако ее душевный покой должен был подвергнуться новому, хотя и более легкому испытанию: впереди была встреча с еще одним другом и еще одно расставание. На расстоянии семи миль от Бери жил мистер Монктон, богатейший и влиятельнейший человек в округе. В его доме Сесилию с опекуном ждали на прощальный завтрак. Мистер Монктон – младший отпрыск благородного семейства – был человек способный, просвещенный и дальновидный. Врожденный ум он обогатил глубоким знанием мира, а тончайший дар постигать чужие характеры – талантом скрывать свой собственный. В молодости, страстно мечтая о достатке и власти, он женился на богатой и знатной вдове, чей преклонный возраст – шестьдесят семь лет – представлялся отнюдь не главным пороком. Нрав ее был куда омерзительней морщин. Большая разница в возрасте позволяла мистеру Монктону надеяться, что состояние, приобретенное с помощью этого брака, вскоре освободится от обременения в виде его владелицы, но корыстные мечты всё не сбывались. Он был женат уже десять лет, а супруга по-прежнему здравствовала и находилась в ясном рассудке. Впрочем, мистер Монктон не утратил бодрости и вкуса к радостям жизни и проводил время в изысканных развлечениях. В отношениях с женой он соблюдал внешнюю благопристойность и потому повсюду был принят и весьма уважаем.