Сердце Горгоны - Арогаста

Два рыцаря летели друг на друга с копьями наперевес, в палящем зное солнечного дня, под вопли и рукоплескания многоголосой толпы. Под одним был серый конь, под другим — вороной.
Вот всадники сшиблись, сломались сразу оба копья, и они выхватили мечи. Боевые кони схватились грызться между собой, кружась в своем страшном танце и высекая копытами искры и мелкое каменное крошево из гранитных плит двора. Бой длился долго, так нескончаемо долго! Сверкали на солнце мечи противников, так, что больно смотреть. Темные пятна начинали плыть перед глазами, и было трудно понять, кто и куда направлял удары.
И вот наконец один из поединщиков склонился с седла куда-то в сторону и, держась за грудь, поскакал с поля. Меч его, упав, зазвенел о плиты, но громче этого звона, громче рева толпы и ликующего смеха победителя был испуганный крик. Ее крик.
Женщина проснулась и села, пытаясь унять бешеное биение сердца.

Гигантские размеры и роскошь Лаонского дворца были способны потрясти даже того, кто и сам вырос в роскоши королевских или герцогских чертогов. Покои в этом дворце были величиной с соборы, а очаги — такого размера, что в них можно было бы запечь вепря целиком. Сотни царедворцев, гостей, послов, священнослужителей постоянно жили в этом дворце, а обслуживающей их челяди было в несколько раз больше. Не мудрено, что жизнь здесь не останавливалась ни на минуту. Днем мужчины из числа знати выезжали на охоты, а дамы развлекались тем, что ходили по лавкам, выбирая различные товары, или же заказывали наряды портным и украшения — ювелирам. Здесь можно было целыми днями смотреть и не увидеть ни одного похожего платья, настолько разнообразны были шедевры из алтабаса, парчи, шелка, бархата, тончайшего фризского сукна, и все это вдобавок было украшено мехами, золотыми и серебряными вышивками и драгоценными камнями.
Обедали и ужинали очень роскошно и помпезно, с обилием изысканных блюд и соблюдением пышного каролингского церемониала. Вечерами же дворец еще более оживлялся, для молодежи это было время песен, танцев и прогулок по саду. Старшие тоже собирались. Дамы — за прялками или иным рукоделием, мужчины — за столами, уставленными яствами и винами, и заводили рассказы и воспоминания о битвах и героях прежних лет.
Лишь под утро дворец немного затихал. В это время сон сваливал почти всех — и знатных, и простолюдинов. Не спала лишь стража. Но стоило показаться первым лучам Солнца, как повара, кондитеры и хлебопеки бросались к своим печам и плитам; сотни слуг уже начинали делать уборку и наводить всюду чистоту, дабы сеньоры, проснувшись, видели вокруг себя лишь красоту, блеск, приятные ароматы и истинную гармонию во всем.
И так — изо дня в день.

Хотя, надо сказать, некоторые дни выдавались особенными даже здесь, где развлечения и празднества следовали почти непрерывной чередой и трудно было кого-либо удивить.
В один из таких дней Герберга, выйдя утром из отведенного им с супругом покоя, увидела бегающих и суетящихся прислужниц, фрейлин и евнухов императрицы. Одни несли в покои повелительницы наряды, ларцы с украшениями и сундуки с обувью, другие спешно разыскивали портних и ювелиров, третьи прямо в коридорах проверяли, не испортились ли византийские притирания и драгоценные ароматические масла из Коимбры...
На вопрос, что происходит и каких высоких гостей ожидают во дворце, неопытной молодой даме пояснили, что гость действительно прибыл, и какой! Она стояла с двумя фрейлинами на галерее третьего этажа, и девушки, возбужденно пересмеиваясь, указали ей вниз. Там, в бархатно-парчовом кольце царедворцев и прелестных дам стоял высокий, статный молодой человек в алом плаще поверх серебристой кольчуги. Капюшон был откинут назад, позволяя увидеть рассыпавшиеся по плечам красивые льняные волосы.