Серафима спешит на помощь - Салма Кальк

Тридцать два года назад

- Господин граф, родился мальчик! Госпожа графиня и младенец в полном порядке, и чувствуют себя хорошо.

Секретарь стоял ровно, дышал глубоко и вообще неплохо держался, но смотрел всё же в пол. Потому что очень хорошо знал, что сейчас скажет ему граф. Или подозревал.

Но граф молчал, смотрел на него неотрывно и молчал. Секретарю уже стало неловко – потому что сколько можно-то? Не нужно на него так смотреть, он просто передал известие.

Наконец граф соизволил заговорить.

- Значит, говоришь, мальчик, - произнёс он медленно и угрожающе.

- Мальчик, господин граф, - едва слышно выдохнул секретарь, чуть подумал и добавил: - Может быть, не выживет? Младенцы, они такие… хрупкие. Чуть что…

Но господин граф не дал ему развить мысль.

- А ну закрой рот, и думай, прежде чем открывать его! О моём сыне говоришь!

- Да, господин граф, понимаю, господин граф, - секретарь поклонился, низко-низко.

- Вот и понимай, - граф брезгливо поморщился. – Услышу, что много болтаешь – сам знаешь, что будет. А сейчас пошёл вон, и скажи там, чтобы выставили во двор пива, бочки четыре, не меньше. Пусть пьют за здоровье младенца и его матери!

Секретарь что-то согласно промычал и вымелся из кабинета, так толком и не разогнувшись. А граф вздохнул, оглядел стол – но швырять в противоположную стену было решительно нечем. Тогда он позвал, негромко и злобно:

- Эдрик! Эдрик, дохлая скотина, где тебя носит? Когда не нужен, болтаешься тут, а как понадобишься – так не дозовёшься!

- Здесь я, Вильгельм, здесь, - послышалось из неприметной боковой дверки.

Оттуда в кабинет втянулась сизая дымка, которая приняла облик почтенного старца в долгополом одеянии и с бородой.

- Слышал, да? – граф Вильгельм страдальчески сморщился. – Ребёнок родился сегодня, и это мальчик!

- Слышал, - кивнул дымчатый старец. – А вдруг нас минует чаша сия?

- Уже не миновала, - тяжело вздохнул граф.

- У тебя три здоровых сына, родившихся в другие дни. Был бы единственный наследник – другое дело. А это четвёртый сын и вообще седьмой твой ребёнок! И только он попал под возможное проклятье черной луны. Я знавал семьи, где такими рождались двое, а то и трое.

- Замолчи, - почти что простонал маг.

- Молчу, - с готовностью откликнулся дымчатый старец.

- Нет, лучше скажи там, пусть принесут выпить.

Дымка утянулась в ту дверь, куда перед тем ушёл секретарь, и из-за которой слышались звуки начинающегося праздника. Ну да, сам же велел пива выставить, чего теперь?

Граф тяжело вздохнул и уронил голову на руки. Может быть такое, что проклятье никак себя не проявит? Или ребёнок вправду умрёт раньше, чем оно проявится?

Надежды мало, маги всегда долгожители, некроманты - особенно. И если в роду графов Мерсийских прежде такой гадости не было, то никто ж не сказал, что никогда не будет?

Дверь распахнулась, вошёл виконт Моркар, младший брат графа.

- Я слышал, родился мальчик? Ты оставишь это так? Он проклят, ему не место среди людей!

Граф Мерсийский поднялся, медленно сделал три шага до брата и влепил ему суровую оплеуху, у того голова так и мотнулась в сторону.

- Эй, ты чего? Я не сказал тебе ничего такого, чего бы ты не знал сам!

Вторая оплеуха.

- Не сметь говорить ничего об этом ребёнке, понятно? Это не твой ребёнок, не тебе и решать!

- Так и реши. Зачем тебе проклятое отродье в семье?

Третья оплеуха.

- Если я услышу от тебя ещё хоть слово об этом, я убью тебя. Сам.

Ушёл обиженный брат, вернулся Эдрик, следом за ним слуги принесли вино, хлеб и окорок.

- Не слушай досужую болтовню, - говорил Эдрик. – Помни о том предсказании, которое гласит, что твой седьмой отпрыск станет могучим и великим!

- Сначала он должен выжить и не сойти с ума, - покачал головой граф.