За окном лил дождь. Молния лениво разрывала небо, будто вспоминала, как это – быть яркой и страшной. Тяжёлые, серые тучи давили на стекло. «Любимая погода Шейна…» – подумала Ким, глядя в экран компьютера, но видя совсем не его.
Воспоминания возвращались без стука.
Когда-то она была просто маленькой девочкой с зелёными глазами, косоглазием и родинкой на щеке, словно аккуратная чёрная точка, оставленная художником. Пышные каштановые волосы вечно выбивались из косичек, а в детском саду её дразнили не переставая. Она училась защищаться – как могла, как умела. Но быть хрупкой, уязвимой и маленькой – значит почти всегда быть одна.
Пока однажды она не пошла в первый класс.
Они с Шейном жили в одном дворе, но он был на два года старше, и до школы их миры не пересекались. До того самого дня, когда в школьном коридоре кто-то из мальчишек злобно выкрикнул:
– Косая! Косая!
Шейн шёл мимо. Он мог бы не заметить. Но он увидел. Подошёл. Молча. Уверенно. Взял обидчиков за шиворот и каждому отвесил по лёгкому, но очень говорящему пинку.
– Эту девочку – не трогать. Или будете иметь дело со мной.
С этого момента всё изменилось.
Он был сильным, высоким для своих лет, с тёмной кожей, мощным подбородком и мальчишеской уверенностью, которая казалась взрослой. Он играл в футбол на школьном поле, его имя шептали девочки из старших классов. А Ким… Ким просто смотрела на него, не понимая, что это за трепет, который рождается внутри при одном его взгляде.
И это было первым чувством. Самым чистым, наивным, необъяснимым. Её маленьким, дрожащим «люблю».
Шли дни, и Шейн всё яснее чувствовал: ему нужно быть рядом с Ким. Это было не влюблённость – ещё нет. Это было желание оберегать, защищать, быть рядом просто потому, что она – та самая. Её одиночество, её тишина, её взгляд, чуть упрямый, но такой уязвимый – всё это трогало в нём что-то глубинное.
Он стал появляться на её пути – не навязчиво, но точно. Ждал её за углом школы, будто просто мимо проходил. Переходил улицу, когда видел её вдалеке. Он не знал, как объяснить себе это чувство, но знал одно – не может позволить, чтобы она снова была одна.
Ким начала догадываться. В её сердце зарождалась тревожная радость – тонкая, как паутина, но живая. Он будто нарочно возникал там, где ей становилось страшно или грустно. И тогда – становилось светло.
Однажды он заговорил с ней. Что именно он сказал – стерлось. Но Ким запомнила, как у неё в груди вдруг стало тепло, как дыхание сбилось, как она не знала, куда деть руки. С того момента он начал провожать её домой, шаг за шагом, каждый день, как маленький ритуал, как невидимая нить между ними.
Вечерами он стоял под её окнами. Ждал, пока она покажется – и, едва она появлялась, махал рукой, как будто ждал её целую вечность. А на День святого Валентина она нашла под дверью самодельную валентинку – корявое сердце с детскими блёстками и его неловкими буквами. Она прижала её к груди и поняла: это только её Шейн.
Они стали неразлучны. Сидели на лавочках, делили конфеты, говорили обо всём и ни о чём. Мир сужался до их двоих. Как будто существовал только их двор, их скамейка, их прогулки. Всё остальное было ненастоящим, временным.
Однажды урок у Ким отменили, и её класс временно перевели к Шейну. На задней парте они перекидывались записками, строили вечерние планы, смеялись глазами. Она писала: «Ждёшь у окна?» – он отвечал: «Как всегда».
Они были, как птенцы – хрупкие, тёплые, ещё не знающие, что такое страх потерять.
Вечером она гуляла с подружками, а Шейн играл в футбол. Ким знала, где он, и будто случайно выбрала путь мимо поля. Подружки болтали, но её внимание было где-то там – на мячике, на его движениях, на том, заметит ли он её.
