С любовью, Лондон - Юлия Устинова

Незнание закона не освобождает от ответственности, даже если это закон другого государства.

Поэтому начну с азов.

Итак, первое правило кодекса семьи Чесноковых гласит: мама всегда права. Если кто-то считает иначе, то он либо, а) любитель острых ощущений, либо б) баба Люся.

У бабули и, по совместительству, экс-свекрови моей мамы за годы в меру тесного общения с ней выработался стойкий иммунитет к маминым закидонам. Если мама для меня — авторитет, то баба Люся — это высший разум. Но несмотря на наличие высокого чина, эти две женщины никогда не ссорились. Даже после развода моих родителей шестнадцать лет назад. Но, сейчас не об этом. Вернёмся к кодексу.

Правило второе: сделал уроки, гулять будешь потом. Сначала сходи в магазин, помой посуду, пол, выучи латынь, переклей плитку в ванной, стань олимпийским чемпионом по шахматам и выдрессируй псину соседа, чтобы эта тварь божья перестала наконец гадить на лестничной клетке.

Правило третье: никаких парней! Ну здесь все довольно просто. Нет парня – нет проблем. А у меня его нет, и, судя по отношению мамы к моим ровесникам противоположного пола, он появится не раньше, чем я выполню все задания из второго правила. Просто, блин, квест какой-то!

И, наконец, правило четвертое и последнее: Чесноковы не сдаются!..
 

— Катька, засоня! Ты слышишь меня или нет?!

Звонкий голос мамы сотрясал стены моей комнаты, но я продолжала цепляться за сон даже после того, как та стащила с меня одеяло. Зарывшись лицом под подушку, все надеялась, что она сжалится и оставит меня в покое. Наивная чукотская девочка.

— Катерина! — произнесла мама с той самой интонацией, которая намекала, что ещё вот-вот и запахнет жаренными пирожками бабы Люси. Теми, что с ливером. Вкусненькие такие.

И это было сигналом к тому, что мне пора вытаскивать свою физиономию из-под подушки и встречать последний день старой жизни наставлениями моей обожаемой родительницы. Я с трудом отскребла себя от кровати и, свесив ноги, уставилась на маму сквозь паутину запутавшихся за ночь светлых волос.

— Я внемлю тебе, изволь глаголить, — замогильным голосом пробубнила я.

— Господи, ты Боже! Дочь, я велела тебе подтянуть английский, а не старославянский, — хохотнула мама, застегивая пуговицы своего приталенного серого  жакета.

Этим утром она, как и в предыдущее n - ное количество лет, выглядела просто безупречно: высокая, подтянутая, правильный макияж и прическа. Образ строгого преподавателя Челябинского многопрофильного колледжа дополнял идеально выглаженный костюм и блузка кремового оттенка.

— Твоими стараниями мой английский лучше, чем у нашей англичанки. Она сама так сказала, — парировала я на языке Шекспира и Джона Леннона, откидывая со лба медовые пряди, которые были на пару тонов темнее, чем у моей матери.

— А что у тебя с акцентом? — тоже по-английски спросила она.

— Я просто ещё не проснулась, — пробурчала на великом и могучем в ответ, продирая заспанные глаза.

Мама застегнула часы на запястье и с видом главнокомандующего армии проговорила:

— Значит так, во-первых, чемодан – собрать,  во-вторых, навести здесь порядок, — при этом она обвела взглядом мою комнату,  которая сейчас, в преддверии переезда, больше напоминала логово контрабандистов, — в-третьих, приедет баба Люся, займи ее чем-нибудь. Если она снова начнет жарить эти свои пирожки с ливером,  то завтра я поеду не в аэропорт, а к гастроэнтерологу японку глотать, — сокрушалась мама. — И вот ещё, звонил твой отец, сказал, хочет увидеться с тобой вечером.

— Ого! — вырвалось  у меня, — и чем же я заслужила внимание такого занятого дяденьки? — и не смогла удержаться от язвительного тона.

— Попрощаться хочет, — она пожала плечами, задумчиво глядя в окно, — ты же не в деревню к бабе Люсе на неделю собралась.