Мне удивительный вчера приснился сон:
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Лошадка тихо шла. Шуршало колесо.
И слезы капали. И вился русый локон…
Игорь Северянин
В Богоявленском соборе шел молебен по случаю выпуска в женской гимназии. Выпускницы – семнадцатилетние барышни – даже в строгих гимназических платьях выглядели подчеркнуто великолепно, поскольку сама пора, в коей они пребывали, не позволяла выглядеть иначе. Лица задумчивые или же мечтательные, томные и, напротив, оживленные – в соборе присутствовала вся палитра – все без исключения юные девичьи лица казались трогательно-прекрасными, исполненными высоких дум и чистых устремлений.
Выпускницы стояли близ иконостаса, позади них разместились преподаватели, родители, прихожане собора и просто любопытные.
Маша Вознесенская торжествовала победу – удалось-таки уговорить отца отпустить ее в Ярославль держать экзамен в пансион для девиц духовного звания. Там когда-то училась мать, но ее, Машу, отец ни за что не соглашался отпускать от себя.
– Достаточно, что парни разлетелись! – отвечал отец на ее уговоры. – Владимир в действующей армии, Алешка вот-вот за ним следом отправится. Артем из дома улетел, больницу принял в селе. Ванятка – и тот в Ярославле. Одна ты у нас с матерью, и не просись!
– Хитрый ты, папенька, – не отставала Маша. – Сам женился на образованной, а…
– А отца Федора сыну Митьке хочу необразованную подбросить! – смеялся отец.
– Папа! Ну всегда ты так! При чем здесь Митька? Что ты меня сватаешь? Он мне как брат все равно, а ты… Вот обижусь, скажу, чтобы он вообще к нам больше не ходил…
– Ну, ну… Распушила перья! Пошутить нельзя.
– К тебе с серьезным делом, а ты шутишь…
– Ну давай серьезно, – соглашался отец Сергий и садился напротив дочери. – Во-первых, дочка, гимназия уже дала вам неплохое образование. Ты окончила педагогический класс, имеешь право преподавать. Как и твоя мама. Чего же тебе не хватает?
– Но я хочу учиться дальше, папа!
– Ты хочешь уехать от нас с мамой, – обижался отец Сергий. Но в конце концов он сдался, победа осталась за Машей.
В свою благодарственную молитву она сегодня вкладывала весь жар своей души. Впервые ей предстояло уехать из родного дома, попробовать что-то самой!
Рядом с Машей стояла Сонечка Круглова, и мысли ее текли в совершенно ином направлении.
Поставив свечу у иконы Георгия Победоносца, она молилась о Владимире Вознесенском.
Наконец-то она взрослая! Теперь, когда старший Вознесенский приедет в Любим и увидит ее, не станет смотреть как на маленькую. Да, он неподражаем – красив, образован, играет на разных музыкальных инструментах. Но ведь и она, Сонечка, стала прелесть как хороша собой. Все это отмечают. Он обязательно будет очарован и… Много раз Сонечка рисовала себе в мечтах тот день, когда Володя Вознесенский сделает ей предложение. Вот они катаются в лодке вдвоем. Конечно, они никогда прежде не катались вдвоем, но… Но тут так получится, что непременно вдвоем. Они вспоминают детские годы, и вдруг он берет ее за руку…
Эти мечты занимали Сонечку весь последний гимназический класс. С тех самых пор, как в рождественский отпуск Вознесенских они все вместе, большой компанией, предавались зимним забавам и Владимир часто оказывался рядом с ней, Сонечка уверовала, что это не случайно. Конечно же, это не могло быть случайно! На катке он чаще других выбирал в пару именно ее, Сонечку! Сильными властными руками увлекал по звенящему льду прочь от всех, учил различным фигурам и даже один раз грел ее озябшие руки – дышал на пальцы сквозь вязаные рукавицы. От этого рукавички ее стали влажными.
– Согрелись? – спросил он.
И Соня отрицательно повертела головой. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно. Чтобы он дышал ей в варежки и стоял рядом. И ей казалось, что ничего не может быть острее и прекраснее. Но оказалось, что – может. Когда она покрутила головой, он осторожно стянул с ее пальцев рукавички и обхватил ее холодные ладони своими – горячими. Огонь, взявшийся непонятно откуда, охватил Соню с ног до головы. Ее лицо запылало. Казалось, отпусти он ее – она тотчас упадет в обморок. Это были невероятные ощущения. Она смотрела на него и думала: «Знает ли он, что я чувствую? Чувствовал ли кто-нибудь до меня… что-то подобное?»
