Отца очень не хватало. Роза прислонилась к стеклу экипажа и
стерла непрошенную слезу. Он просил не плакать о нём, и она
старалась, видит Бог, она так старалась! Но сейчас слёзы невольно
набежали на глаза. Вот одна уже потекла по щеке. Она всхлипнула и
невольно зажала рок руками, испуганно бросив взгляд на сидение
напротив. Но миссис Фламер спала, откинувшись на подушки.
Свою компаньонку, миссис Фламер, прислала ей тётушка, чтобы та
подготовила её к долгой дороге в тётушкино имение. И эта миссис не
понравилась Розе с первого взгляда. Худая и прямая как жердь, с
холодным взглядом и с вечно поджатыми губами, она только цокала
языком, осматривая её саму и её вещи. И Розу словно окатывало
ледяным презрением.
Да, наверное, они жили не как все, но никто и никогда не
позволял себе настолько открыто об этом заявлять. Да и сама Роза,
по правде говоря, редко думала об этом. А зачем ей было думать? Она
чувствовала себя безобразно счастливой, болтая с отцом, когда огонь
весело горел в очаге, а верные Фидо и Дэш лежали рядом, по обе
стороны от отцовского кресла.
А ещё были ежедневные прогулки по вересковым пустошам, таким
красивым, полным яркой жизни весной и скрытой, но потаённой, зимой.
Когда мог – отец гулял с ней, с восторгом показывая ей бесконечную
красоту жизни – будь то свежая почка или пробивающийся к небу
росток, или птичье гнездо высоко на одинокой сосне. Но последние
несколько лет он почти не вставал, прикованный к постели. И Роза
видела, как он угасал с каждым днём. Она читала ему любимые книги и
ухаживала за ним, как могла, вовсе не помышляя о том, что далеко,
где-то за стенами их имения, есть другая жизнь, отличная от той,
что они вели.
И всё же, первый раз её заставил задуматься о той, иной жизни,
приезд гостьи, полной высокой женщины. Роза видела её всего лишь
мельком. Она не знала, кто это был. Отец тогда не представил их
друг другу, даже наоборот, настоял, чтобы она тут же ушла из
комнаты. Она и ушла. А гостья с отцом так и разговаривали,
запершись в гостиной. И когда Роза, вернувшись с долгой прогулки из
любимых степей, уже затемно, проходила мимо отцовской комнаты,
услышала громкие голоса.
- …Послушай, Джонас, она растёт сущей невеждой! Что сказала бы
Кэтрин, если была бы жива?
- Она сказала бы то, что скажу тебе сейчас я – не лезь не в своё
дело! – Голос отца звучал громко, слишком громко. Роза никогда не
слышала, чтобы он так разговаривал. Она тогда ещё подумала – кого
они имеют в виду, когда следующая фраза расставила всё по своим
местам.
- И всё же она скоро войдёт в самую пору. Время первого бала.
Розалинде исполняется пятнадцать лет, пора вывести её в свет. А она
до сих пор не может нормально писать, а кроме твоих глупых сказок и
стихов, больше ничего не знает. Только и может, что бегать по
степи, как какая-то дикарка! А ты ведь не вечен, Джонас! Имение –
майорат. Кому оно отойдёт? Или ты хочешь выдать её замуж и этим
решить все проблемы? Но в этой глуши ты и жениха нормального не
найдёшь. Подумать только – на несколько миль ни одной живой души,
только эти степи! – Говорившая сделала паузу. Ей бы уйти, но Роза
словно приросла к полу. Они говорили о ней!
Пауза затянулась, а потом отец заговорил, уже тише, своим
обычным голосом:
- Ты права, Шарлотта. Ты во всём права. Но я – эгоист. Я не могу
жить без своей девочки. Мне уже недолго осталось. Я оставлю ей
большое состояние. Хоть на это мои руки сгодились, как ты когда-то
говорила. Ты ведь позаботишься о ней, Шарлотта, когда меня не
станет? - И он зашёлся кашлем.
Дальше Роза не смогла слушать. Она отворила дверь, влетела к
отцу, обняла его и нежно зашептала, что он никогда не умрёт.
Но этот случай был первым. После него отец осторожно начал ей
рассказывать, что после его смерти имение отойдёт к его дальнему
родственнику по отцовской линии, которого он никогда не видел и
знать не знает. А она обязательно отправится к тётушке, которая о
ней позаботится. Но Роза не хотела ничего этого. Она отдала бы все
богатства, лишь бы отец был жив и здоров, и они бы по-прежнему
бродили целыми днями по степи. И больше ей ничего не надо.
