Рискованный маскарад, или Все его маски - Диана Крымская, Соня Лемармот

1734 год, Англия

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

1.
Саймон Реджинальд Шелтон, тринадцатый и последний в роду графов Беркшир, намазал куском жира  левую руку, а затем, морщась от боли, начал пытаться протиснуть ее через железное кольцо.
Почти месячный пост, на который Саймон обрек себя добровольно, – его кормили не так уж плохо, но узник почти всю еду оставлял своим добрым соседкам-крысам, - не пропал даром.  Кисть руки медленно, но верно, хоть и сдирая кожу, продвигалась сквозь заржавленное железо, - и, наконец, оказалась освобожденной. Саймон про себя возблагодарил своих предков, от которых унаследовал узкие запястья и маленькие, так же как и стопы,  кисти рук. Ну, и своих тюремщиков, конечно, - сегодня они, расщедрившись, принесли пленнику на ужин кусок жирной баранины.
   Саймону вдруг вспомнилась длинная галерея портретов графов и графинь Беркшир в лондонском особняке его отца... По мужской линии из поколения в поколение передавались в роду высокий рост и, при этом, аристократически маленькие, по-женски узкие в запястьях, с длинными пальцами руки. Художники изображали эти последние обычно или держащими поводья породистых скакунов, или сжимающими усыпанные каменьями эфесы шпаг.
Вспомнилась Саймону и легенда об одном из его предков, Сириле Беркшире, которого высмеял как-то на пиру король Генрих Седьмой – за изнеженность, холеность и тонкость пальцев. Тогда Сирил взял со стола серебряную чашу и сплющил ее в лепешку одной левой рукой, а затем ею же раздавил крепкое яблоко так, что из него брызнул сок.
Но сейчас было не до семейных легенд и преданий. Саймон подавил стон, растирая онемевшую ободранную кровоточащую кисть. Итак, первый шаг на пути к свободе сделан. Теперь осталось дождаться вечера, когда Мич по прозвищу Петля и его сообщники отправятся на очередное «дело» - и, захватив ключи, попытаться выбраться из замка. Пленник надеялся, что это окажется не слишком трудным, – сегодня сторожем, по его расчетам, должен был остаться не проницательный Фредди Птицелов, а тугодум Энгус Кривоног, которого будет несложно обмануть. Главное – набраться сил перед этим последним шагом, а их-то у истощенного узника осталось не так уж много...
Саймон прилег на лежанку и закрыл глаза, время от времени почесывая то грудь, то грязную голову, то нечесаную всклокоченную бороду, мечтая о горячей ванне – как когда-то, в прошлой жизни, когда его купали в благоухающей розами воде... Ну и страшный должен быть у него вид – после двадцать пяти дней на цепи, без возможности толком даже ополоснуть лицо!
Вдруг узник сел и, повернув голову, прислушался. Да, громыхали замком от двери, ведущей в подземелье. Странно – в такой неурочный час?.. Уж не за ним ли это идут? Тогда надо втиснуть руку обратно в кольцо, - но Саймон почувствовал, что это свыше его сил. Ему ничего не оставалось делать, как приготовиться к тому, что его освобождение будет обнаружено, - а тогда от Мича пощады не жди, в лучшем случае пленника изобьют до полусмерти, а в худшем...
Дверь с противным скрипом разомкнулась, на лестнице, ведущей вниз, послышались шаги, затем какая-то возня, сдавленные крики и взвизги. По полу и стенам заметался свет лампы. Саймон, чтобы вошедшие не увидели, что кольцо уже не сковывает его руку, остался на своей лежанке, хотя длина цепи позволяла ему подойти к решетке, служившей дверью узилища.
Напротив располагалась такая же камера, и Саймон увидел главаря шайки Мича Петлю, который, со связкой ключей в одной руке и лампой в другой, подошел к ней и отомкнул большой висячий замок.
- Давайте ее сюда! – крикнул он. И вновь послышались взвизги, крик, а затем – звук пощечины.
- Она еще и кусается! – это был голос Птицелова, задыхающийся и злобный. В поле видимости Саймона, наконец, появились остальные – Фредди и Энгус – они тащили извивающееся, явно не мужское,  тело, закутанное в перепачканный землей и травой плащ.