Встреча с Жюли Сазоновой и ее труппой артистов была не единственной возможностью для Рильке воскресить свои русские воспоминания во время пребывания в Париже. Эти воспоминания были настолько живы в нем, что в то время он подумывал написать отчет о своих путешествиях по России. Подобно тому, как после войны его неудержимо тянуло в Париж, пока это желание не исполнилось, так и теперь его одолевало стремление возродить «русское чудо» своей молодости, заново пережив впечатления от далеких путешествий 1899 и 1900 годов.
Как выглядели бы воспоминания о России, если бы у Рильке было время их «раскопать»? Примерное представление об этом дают, пожалуй, отрывки в «Записках»2 о Николае Кузьмиче и о смерти Гриши Отрепьева, и письмо о праздновании Пасхи в Москве. Первое из этих впечатлений – воспоминание о соседе по гостинице в Петербурге, которое также упоминается в «Новых стихотворениях»; второе было навеяно читательским восторгом юности и сложилось во время долгих часов, проведенных Рильке в Российской национальной библиотеке, где он «поглощал» в первую очередь русских историков и писателей-искусствоведов, в том числе Карамзина, Соловьева и некоторых других авторов, а также книгу о русском романе, написанную французским послом и академиком виконтом де Вогюэ.
Со времени своего путешествия Рильке проникся особой любовью к России, которую поддерживал чтением и перепиской. Его верная дружба с Лу Андреас-Саломе, от которой он не отрекся даже тогда, когда уже много лет не встречался с этой проницательной спутницей своей молодости, была основана на их общих русских воспоминаниях и на той причастности, которую эта близкая ему женщина принимала в его славянском опыте. Хотя у него было мало возможностей говорить по-русски, а позже он познакомился с некоторыми славянскими поэтами только в немецких или французских переводах, он все еще свободно читал по-русски; известно, что после своего путешествия он переводил один из романов Достоевского, рассказы и пьесы Чехова, а также стихи Дрожжина. На Капри Рильке познакомился с Максимом Горьким, который жил там в изгнании. Несмотря на то недоверие, которое он изначально испытывал к революционеру, «