Трусики были не мои. Ярко-желтые с черными сердечками. Я такие не ношу со школьной скамьи.
К горлу подступил горький комок.
Вот и нашлось объяснение задержкам мужа на работе, командировкам почти на месяц, звонкам среди ночи и долгим разговорам на улице даже в лютый мороз, главное – чтобы я ничего не слышала и не заподозрила.
Сволочь! Ненавижу!
И люблю…
Господи, как же я его люблю! Как он мог так со мной? Я же все для него делала!
Открыла окно и выбросила чужие трусы на улицу.
Утро началось не с кофе, а с сюрприза в бардачке «Ауруса», принадлежащего мужу.
И реветь нельзя. Рома вернется через пару минут. Муж ушел в кофейню через дорогу за перекусом.
Я же не могла себе позволить быть слабой даже в такую минуту. В такую минуту особенно.
Заморгала быстро-быстро, чтобы сдержать слезы.
Июльский солнечный день за окнами автомобиля померк. В кондиционированном салоне стало нечем дышать, словно сквозь стекла проникла городская жара, провонявшая смогом.
Я продолжила исследовать бардачок. Не найдется ли еще что-нибудь такое же «интересное». Складываяла находки на колени.
Достала здоровенный охотничий нож, которым легко перерезать глотку неверному супругу. Брошюру с рекламой игры на выживание в тайге, пробежала быстро по расплывающимся перед глазами буквами. Что-то про новую жизнь и обретение себя. Мне, пожалуй, не помешает. Себя я только что потеряла, как и Ромку.
Муж послезавтра улетал на эту игру, затем еще на неделю хотел задержаться с друзьями на охоте. Или охота во время игры будет, а с друзьями интеллигентная пьянка на турбазе планировалась уже после. Не помнила точно.
В самой глубине бардачка нащупала холодный металл. Схватилась за рукоятку и вытащила тяжелый глок. Заряжен, как и я.
Ненавижу оружие. В нашем доме комната с Ромкиными «игрушками» – единственное место, куда я не вхожу. Винтовки, пистолеты, ножи, автоматы, коллекционные самурайские мечи и нацистские маузеры, чего там только нет.
Мой муж – опасный человек. Бизнес обязывает.
Покопалась еще, лязгнув цепочкой, достала наручники. На одном браслете четкий след губной помады.
Задышала часто, стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Бросила наручники обратно в бардачок, аккуратно убрала глок и нож, последней закинула брошюру.
Достала из бардачка антисептик, за которым, собственно, и полезла. Обильно побрызгала на ладони остро пахнувшую жидкость, растерла, но все равно невыносимо хотелось помыть руки. Ощущение было такое, словно я пригоршнями выгребала из бардачка слизней.
Мерзко! И больно! Невыносимо просто, до ломоты в костях и разрядов тока по оголенным нервам.
Когда была подростком, я сильно порезала мизинец. Промыла ранку, но из разреза торчала белая нитка. И я потянула за нее, чтобы достать. Боль была адская, я хотела вытащить нерв из собственного пальца.
Тогда я думала, что больнее ничего в жизни быть не может. Ошибалась, глупая. Сейчас крючками подцепили и потащили из тела все нервы.
Одна слезинка все-таки соскользнула с ресниц. За ней вторая.
Но вместе с болью росла и злость. Ромка оставил свой телефон на зарядке в автомобиле.
Я знала пароль, муж и не скрывал его особо. Дата нашей первой встречи. Легко запомнить, потому что познакомились мы девятого мая.
Никогда не опускалась до такого, но сейчас была слишком зла, чтобы думать о чужих личных границах и морали. Вбила пароль.
Зависла на мгновение, не представляя, что в таких случаях следует проверить.
Фотографии? Переписку?
Да, переписку.
Открыла мессенджер.
Долго искать не пришлось.
Два сообщения от абонента Лиса-Алиса пришли сегодня утром. Ромка их прочитал, но не ответил.
На одной фотография голой бабы.
Миловидная блондинка с голубыми глазами, осиной талией, большой грудью, покатыми бедрами и лысым лобком невинно приоткрыла губки.
