Кине лежала на кладбищенской скамейке и гнала от себя мысли об этом долбанном бассейне. Думала о любой ерунде, лишь бы не о нем. Например, вот скамейка, тошнотно-зеленого цвета. Железная ножка подогнулась, и сиденье накренилось. Лежать было неудобно, приходилось крепко держаться за спинку, чтобы не скатиться на землю. Никто в их захудалом городишке не собирался чинить скамейку, да и кому в голову взбредет тащиться на заброшенное кладбище?
А может, все наоборот? Никто сюда не приходит из-за негодной скамейки? Или никто попросту не думает ни про кладбище, ни про скамейку? Скорее всего, последнее. В Мёлльбю вообще думать не принято. Единственный город на свете, где на всех выдали одни мозги. И единственный, где умудрились сделать официальным такой гадостный зеленый цвет. Да пошли бы они все… Кине скривилась, ощутив во рту привкус этой яркой мысли, кисловатый и мерзкий. А уроки плаванья тут совсем ни при чем. О них она даже не думала. Подумаешь, плаванье!
Кине вздохнула. Перевернулась и потянулась за бумажным стаканом с какао, который стоял на земле. Какао остыло, но Кине все равно отхлебнула, разглядывая старинные надгробия. Вокруг них сбилась осенняя листва, как будто они были намагничены. Смертельные магниты. Покосившиеся, замшелые, с ангелами и старинной вязью надписей.
Старинная вязь… Каменный век, – впрочем, чего еще ждать от Мёлльбю? Непонятно даже, откуда в таком захолустном городишке взялся бассейн.
Никогда в жизни – или смерти – на ее надгробии не будет никакой вязи. Только череп. Череп и имя. Ну и, возможно, короткая эпитафия: «Здесь покоится Кине. Двенадцать лет рабства. Наконец-то свободна».
Но пока она, к сожалению, жива, а кладбище остается единственным ее прибежищем. Сюда ненавистная школа еще не успела добраться. Здесь можно спокойно отдыхать, не опасаясь нашествия придурков. Здесь можно спокойно дышать. На кладбище Кине чувствовала себя как в непроницаемом пузыре посреди враждебного окружения. Обычно люди не любят бродить по кладбищам. Боятся, небось, что смерть заразна. Можно подумать, стоит взглянуть на могилу, и тут же скукожишься, как изюмина.
А может, они насмотрелись сериалов про зомби? Вряд ли… Зануды про зомби не смотрят.
А вот Кине покойников не боится. Не то что живых! Эти живые заставляют ее заниматься тем, что она ненавидит.
Кине перебирала в голове разные способы отмотаться от бассейна, но все, что приходило ей на ум, она уже перепробовала. Врала. Сбегала с уроков. Разыграла в лицах весь справочник практического врача. Рвота. Грипп. Корь. Лихорадка. Она даже попыталась изобразить бешенство, но на «Оскара» ее игра, прямо скажем, не тянула. Что бы такое еще придумать? Сбежать из дома?
Об этом она тоже думала. И не раз. Сбежать, жить своей жизнью. Делать что нравится, учиться чему хочется, а все остальное она в гробу видала. Люди вроде бы рождаются свободными, или нет?
Но где тогда жить? И на что? Нужна еда. А чтобы была еда, надо жить дома. А чтобы жить дома, надо ходить в школу. Ну и порядочки тут у них: ребенок, чтобы не умереть с голоду, должен переться на плаванье! А чего тогда столько крику о правах ребенка?
Кроваво-красный лист пролетел мимо ее лица и опустился на остывшее какао. Некоторое время он пытался удержаться на плаву, но в итоге пошел ко дну. Кине села и подняла глаза вверх. Над ней нависло облетевшее корявое дерево. Ну конечно, единственный оставшийся на нем лист должен был отравить ей какао.
