Иногда самое важное начинается с самой обычной лавочки и шоколадки, разделённой пополам.
Анна, 1994 год
Тогда, в моём мире, самым большим сокровищем считались фантики от жвачек Turbo и Love is. Мы прятали их в маленькие коробочки из-под маминых духов, тайком взятые с трюмо, и доставали по вечерам, чтобы сравнить коллекции. Мы – это я и Андрей, соседский мальчишка на два года старше, уверенный и немного вредный, который каждое утро стучал в окно моей комнаты, громко шепча:
– Ань, выходи скорее, я уже велик нашёл!
Великом он называл старый ржавый велосипед «Кама», на котором мы по очереди пытались гонять по нашему двору, стараясь не попасть под взгляд бабушки Нюры из соседнего подъезда, грозящейся рассказать родителям о наших проделках.
Мы жили в маленьком провинциальном городке, каких сотни на карте России: пять серых панельных домов, уютный двор с качелями и турниками, песочницей, больше похожей на коробку для кошек, и парой деревянных лавочек, изрисованных именами и сердцами, пронзёнными стрелами. Каждый раз, возвращаясь сюда мысленно, я будто снова слышу звуки детства: грохот железных дверей подъездов, ворчливое радио из открытого окна, призывающее сдать металлолом и макулатуру, и шелест листвы огромного тополя, под которым мы с Андреем прятались от солнца и взрослой жизни, пока ещё такой далёкой и неведомой.
Мне было шесть, ему восемь, и всё казалось бесконечно интересным, а мир – огромным и полным тайн. Особенно вечером, когда мы садились на лавочку возле подъезда и рассказывали друг другу о том, кем станем, когда вырастем.
– Я буду космонавтом, – мечтательно говорил Андрей, глядя в небо. – Полечу на Марс, и меня покажут по телевизору. Ты будешь смотреть?
– Конечно буду, глупый! – смеялась я. – А потом я прилечу к тебе на Марс и привезу тебе шоколадку Сникерс.
Сникерс был нашим тайным кодом, знаком абсолютного счастья. В те годы эта шоколадка была недосягаемой роскошью и заветным новогодним подарком, который приносил настоящий Дед Мороз, если вёл себя хорошо. Мы вели себя так, чтобы получить его обязательно, хоть это удавалось далеко не всегда.
Однажды, зимой, накануне Нового года, Андрей позвал меня погулять за домом, и таинственно сунул руку за пазуху:
– Закрой глаза, Анька, и ладонь открой!
Я послушно зажмурилась и вытянула руку. В ладони оказалось что-то холодное и твёрдое. Раскрыв глаза, я увидела шоколадный батончик в золотисто-коричневой обёртке.
– Это же Сникерс! – прошептала я в изумлении.
– Мне папа из Москвы привёз, – гордо сказал Андрей. – Я хотел на Новый год оставить, но решил, что тебе нужнее.
Я смотрела на шоколадку, не веря своему счастью. Вдруг что-то сжалось в груди.
– Ты чего? – забеспокоился Андрей, увидев слёзы на моих глазах. – Он настоящий, я не обманываю, хочешь, открой!
– Настоящий, – кивнула я, – просто жалко его есть. Он ведь только один, больше нет.
– Не бойся, – серьёзно ответил Андрей, – когда мы вырастем, мы столько Сникерсов купим, что вообще перестанем считать!
– А мы всегда будем вместе, когда вырастем? – осторожно спросила я.
Андрей нахмурился, задумался, потом уверенно сказал:
– Ну конечно будем! Мы же друзья навсегда, разве нет?
Я закивала, крепко держа шоколадку в руках. В этот момент я точно знала, что Андрей сказал правду, и что мы действительно всегда будем вместе.
Следующим летом Андрей сломал руку, упав с той самой старой «Камы». Я прибежала в больницу с охапкой одуванчиков и пакетиком жвачек, украденных у старшего брата.
– Зачем ты это всё принесла? – улыбнулся Андрей, бледный, но довольный вниманием.
