Интермедия.
– Кто-то может мне внятно объяснить, как такое произошло? Почему спутник, стоимостью в миллиарды, снова находится на орбите нашей планеты? – было отдельно выделено слово «нашей».
– Нештатная ситуация, господин управляющий, во избежание столкновения, задействована система экстренной эвакуации.
– Вы понимаете, сколько ненужных вопросов возникнет, когда узнают, что вместе со спутником эвакуирован посторонний? Я не хочу держать ответ перед советом, за ваши оплошности. Спутник вернуть в кротчайшие сроки. Человека устранить.
– Простите, господин управляющий, но последнее уже не возможно. Отчёт формируется автоматически и уже направлен членам совета.
– Я не собираюсь выплачивать безмозглому неандертальцу, пожизненную пенсию. Отправьте его на проект, сделайте так, что бы он исчез в ближайшие дни, пока никто не хватился, а дальше… – управляющий задумался. – Дальше спишем всё на бюрократическую ошибку.
Нихрена не помню. Не могу даже сообразить, где я сейчас нахожусь. Тела своего не чувствую, будто затекло всё, или онемело. Щёку ощущаю, как при наркозе, вот вроде она есть, но вроде, как, её и нет. Отлежал что ли? Глаза открыл, потёмки вокруг. Свет еле-еле доносится откуда-то издалека. Слабый свет, такой, что максимум, что можно разглядеть, это чёрное, в менее чёрном. Понимаю, что лежу, но никак не соображу, в каком положении. Чувствую, что изо рта течёт слюна. Не как у бешеного или умалишённого, а как при сладком сне. Слюны много набежало, ощущаю онемевшей щекой целую лужу под лицом. Голова лежит на чём-то холодном. Вглядываюсь в темноту. Какой-то узор на полу. Хотя нет, не узор, явно прослеживается геометрия. Пол не ровный. Камень, может плитка с крупными фасками по краям, или даже брусчатка. Цвет не разобрать, темень несусветная. Что ж такое, почему пошевелиться-то никак? Пытаюсь двинуть хотя бы пальцами. Бесполезно. Надо позвать кого-нибудь на помощь. Что ж не помню-то ни чего? Пытаюсь позвать хоть кого-нибудь, но изнутри вырывается сдавленный стон.
Где я? Не помню и не понимаю. Как сюда попал? А как можно понять, как ты попал, если не помнишь, где был до этого? Действительно, дурной вопрос. Даже не помню кто я такой. Хотя стоп. Почему не помню? Тимофей я. Тимофей Сергеевич. Тимоха, так меня батя зовёт, и друзья, а мамка Тимкой величает. Всё же память крайне избирательна, и проявляется какими-то клочками, предоставляя весьма разрозненную информацию.
В горле пересохло. Закрыл рот, накапливаю слюну, стараясь размазать её по высохшему нёбу.
– Эй, есть кто?! – зов получился тихий, сдавленный, хриплый, голос дрожит. – Эй!
– О!? Ты, жив, что ли? – раздался громоподобный голос, звучащий со всех сторон.
– Что ж ты так орёшь, сволочь? – совсем тихим стоном отозвался я.
– Чего блажишь, как девка пуганная? – резанул по ушам голос тьмы, от чего в висках задавило и застучало одновременно. Состояние как с глубочайшего похмелья. Неизвестный бас отражается от стен и пола, заколачивая остатки сознания, куда-то далеко, в центр мозга.
– Да тише ты, труба Иерихонская!
Какая труба? Это что за выражения у меня? Кто это вообще такой, Иерихон?
Раздались шаркающие по полу шаги. Судя по звуку, тот, кто сейчас ко мне приближается, имеет немалый вес. И что-то мне говорит, что и размеры у этого кого-то, далеко не человеческие. Но то, скорее всего плод воспалённого во тьме воображения.
– Ты как тут оказался, человек? – голос, раздавшийся над ухом, наполнен ужасным утробным смрадом. Меня как будто бы обнюхивают.
– Вот не поверишь, вообще вопрос не ко мне.
– Тогда вставай, и иди отсюда.
– С удовольствием, вот только я не рук, не ног не чувствую.
– Твои проблемы. Могу выкинуть за двери, жди там, когда полегчает.