– Бабуль, а ты надолго уезжаешь в магический мир? – шебутной
русоволосый мальчишка, ворвался в комнату, прижавшись к моей
плиссированной юбке.
– Не знаю, Боренька, не знаю, – я обняла внука, как могла, с
трудом наклонившись к шестилетнему сорванцу.
Руки практически не слушались, отказываясь гнуться и выполнять
самую важную работу на земле – обнимать близких. Три чемодана с
необходимыми, любимыми и новыми вещами толпились у входа, мешая
войти, но внук все равно умудрился проскользнуть.
– А ты оттуда будешь звонить?
– Вряд ли там есть мобильная связь, – глаза Борьки увлажнились,
он звонко хлюпнул носом и уткнулся в мой живот. – Ну-ну, не стоит
лить слезы. Ты же практически взрослый мужчина, так что вырази свою
грусть словами, а не слезами.
– Бабусь, а ты мне свои конфеты в наследство оставишь? Я слышал,
взрослые так делают, когда их старость заканчивается.
Не выдержав детской непосредственности, я рассмеялась.
Заглянувшая в дверной проем дочка лишь грустно улыбнулась, покачав
головой. Как в последний путь провожают, в самом деле! Надо бы им
Стаса Михайлова включить, сразу вспомнят, отчего лучше сплавить
бабушку подальше.
– Могу оставить рецепт. Будешь готовить, вырастешь настоящим
шеф-поваром.
– У-у-у, готовить, – уныло протянул он. – Всё равно не смогу
приготовить, как ты, мне какао в нос залетает.
– А ты его сыпь аккуратно ложечкой, а стол вокруг чашки влажной
тряпкой протри, прежде чем с сухими ингредиентами работать. Так
проще их будет вытереть, и на пол ничего не осядет.
– Ох, мама, ты неисправима, – Лариса притянула к себе сына. –
Последние минуты вместе, а ты всё о работе болтаешь.
– Эта работа мне здоровье вернет, – подмигнула я обоим,
расправляя юбку.
В пояснице что-то надсадно скрипнуло, я поморщилась и
автоматически потянулась за нурофеном. Грехи наши тяжкие, совсем
стара стала, а ведь по паспорту всего лишь пятьдесят девять. Или не
пить таблетку? Вдруг мне сразу авансом боль снимут, а я тут со
своей химией по печени, как дура.
– Попахивает это какой-то аферой, Татьяна Михална, – недоверчиво
покивал головой присоединившийся зять. – Ну, какая в нашем веке
магия, а?
– Вряд ли там двадцать первый век. А ты, Жень, смотри мне, дочку
не обижай и внука воспитывай, как полагается: чтобы сам всё умел,
думал сначала головой и в драку первым не лез.
– Ба, так говорят, когда навсегда уходят, – глаза юного
шеф-повара наполнились непрошенными слезами. – А можно к тебе в
гости? Я тоже хочу магию посмотреть.
– Когда-нибудь обязательно, в контракте это прописано. Ну, племя
мое, кучкуйтесь ближе, обниматься буду!
Немногочисленные родственники обступили мою полускрюченную
фигуру, заключая в бережные объятия. Только Борька давил руками со
всей силы, показывая, как он будет по мне скучать. Жаль
расставаться на неопределенный срок, но лучше так, чем навсегда
укатить в дом престарелых и инвалидов.
Две недели назад на порог моей трехкомнатной квартиры кто-то
подбросил объявление, успевшее изрядно помяться, но с читаемой
яркой надписью. Фиг-пойми-куда требовался преподаватель кулинарных
курсов для девушек, можно без педагогического образования, но
умеющего готовить блюда разных национальных кухонь.
Его занесла в дом дочка, показав мне, мол, а ты расстраивалась,
что твой кухонный опыт никому не нужен, кроме семьи. Я же,
тщательно изучив бумажку, от души рассмеялась – оплата предлагалась
желанием. Не деньгами, не опытом и даже не связями, как иногда
втюхивается наивным студентам, а вот так просто и русским по
белому: желанием.
– Нет у меня такого желания, которое могут исполнить
организаторы второсортных курсов.
– Почему сразу второсортных? Реклама солидная, яркая. Может,
какой-нибудь бизнесмен открывает кулинарную школу для богатеньких
дамочек, ни разу не державших в руках половник.
