Правда или побег - Ника Черри

– Спасибо. – киваю незнакомому высокому мужчине с рыжей бородой, галантно распахнувшему передо мной двери автовокзала.

Он пропускает меня вперёд и удаляется в противоположном направлении в сторону зала ожидания, а я лихорадочно обвожу взглядом просторное помещение с каменными сводами в поисках кассы.

Отстояв небольшую очередь, благо и здесь меня кое-кто из пассажиров пропустил вперёд, увидев на руках спящего ребёнка, протягиваю кассирше тысячную купюру и называю пункт назначения. Дородная тётушка в очках и с кудрявой рыжей шевелюрой выдаёт сдачу и билет, даже не потребовав паспорт. На мой немой вопросительный взгляд и протянутые документы она отвечает заученной официальной фразой:

– Паспорт нужен для покупки билета на междугородние и международные автобусы. Билеты на пригородные маршруты продаются без документов, удостоверяющих личность.

– Благодарю. – не смею я более задерживать очередь и ухожу, свободной рукой подхватив тяжёлую спортивную сумку с нашими с сыном вещами.

Я взяла только самое необходимое, но сумка всё равно казалась неподъёмной, её ручки с каждой минутой всё сильнее врезались в кожу, оставляя красные следы на пальцах. Для себя я взяла лишь средства личной гигиены и несколько комплектов одежды, а для сыночка памперсы на первое время, Андрюшкины любимые игрушки, пару книжек со сказками и тёплые детские вещи. Остальное куплю позже. Деньги из своей личной тайной заначки я тоже прихватила, копила на Турцию, хотела сделать мужу сюрприз, но похоже не судьба.

– Потерпи, мой маленький, всего через час мы будем на месте, дома у бабы Ани. Ты её не помнишь, но она была на твоих крестинах. – шепчу спящему полуторогодовалому малышу, сонно причмокивающему губками и крепко сжимающему мой шарф крохотной ручкой.

А сама плечом утираю слезинку, покатившуюся по щеке. При одном лишь упоминании имени любимой, но полгода как уже покойной бабушки нахлынули счастливые воспоминания из детства. Как она печёт пироги в самой настоящей русской печи, на которой потом я спала холодными зимними вечерами, приезжая на новогодние каникулы в гости вместе с родителями. Как мы с соседкой Катькой и её собакой Жучкой бегаем и резвимся по огороду, нарвав полные карманы ранеток, а баба Аня ругается на нас, что топчем её капусту, но не взаправду, а ласково так, улыбаясь.

Её маленький деревенский домик на окраине у реки остался в моей памяти самым уютным и тёплым местом в этом порой жестоком и холодном мире. У бабули всегда можно было укрыться от бед и печалей, не удивительно, что, когда в моей жизни случилось настоящее горе, я решила сбежать именно туда. Тем более, что по наследству он всё равно достался мне, и сейчас стоит в запустении. Грядки, наверное, заросли травой, тропинка к калитке тоже.

Через двадцать минут подъезжает автобус с несчастливым номером тринадцать, намекая на абсурдность моего побега, и по громкой связи объявляют посадку на мой рейс. Оглядываюсь в поисках знакомых лиц в толпе и спешу занять своё место у окна. Марк ещё на работе, но меня не покидает параноидальное чувство, будто меня кто-то преследует, следит за мной. Натягиваю поглубже капюшон куртки, скрывая лицо, и чмокаю сына в щёчку, крепче прижимая к груди, чтобы успокоиться.

– Хороший мой, мама с тобой, там нас никто не найдёт, никто не разлучит.

Не знаю, кого я больше пытаюсь успокоить этими словами, спящего малыша или саму себя, но становится немного легче.

Марк не знает об этом месте, до похорон бабули я не успела их познакомить, она в последнее время всё болела и жила у своей сестры. А после он сам старался не понимать эту тему, так как у меня каждый раз случалась слезливая истерика от ощущения потери близкого человека, слишком мало времени ещё прошло.