Позволь мне верить в чудеса - Мария Акулова

Пролог

Последний день лета.

Дорога от офиса до знакомой до боли разбитой строительными машинами улочки заняла сегодня у Высоцкого рекордно мало времени.

Корней подъехал к нужному двору, вышел из машины, хлопнув дверью сильнее обычного.

Прошел к калитке с облупленной зеленой краской, знакомым жестом открыл. Она жалобно скрипнула, впуская незваного гостя. Показалось даже, что скрипнула громче и протяжней обычного – как бы жалуясь на то, свидетелем чего ей пришлось сегодня побывать.

Только Корнею не надо было жаловаться, он и из рассказа Вадима понял все более чем ясно.

Теперь же шел по тем же плитам, которые до этого топтал не раз и не два, чувствуя либо ноющее раздражение (из-за предстоящего разговора), либо остаточное (из-за произошедшего). Но на сей раз, по идее, он должен был испытывать если не триумф, то хотя бы облегчение, а испытывал все то же – злость вперемешку с раздражением.

Все через задницу. Неделя его отсутствия… И все через задницу.

Набойки дорогих мужских ботинок стучали по бетонным плитам, Корней делал шаг за шагом в сторону дома, на пороге которого сидела девушка.

Опять, как всегда, в излишне коротких шортах, смотрела перед собой, даже, кажется, не замечая приближения постороннего человека, обнимала голые плечи руками. Кудри снова были собраны в аккуратный пучок на затылке. Красивая… Растерянная… Испуганная… С сухими глазами и белым лицом… Дрожащая скорее от пережитого, чем от холода.

Хотя и холодно-то не было – последний день лета порадовал бархатом тепла. Только в этом доме вряд ли хоть кто-то смог это оценить. Слишком день получился насыщенным.

Корней подошел к Ане, остановился на расстоянии вытянутой руки, с минуту просто молча смотрел сверху вниз. Ждал ли, что сама заговорит? Вряд ли. Скорее с кулаками бросится. Но это не пугало. Мужчина держал руки в карманах брюк с идеальными стрелками, на руке то и дело вспыхивал экран часов – написывал Вадим, который так и не понял, что натворил и откуда такая реакция начальника. Отвечать сегодня Высоцкий не планировал. Пусть понервничает. Ему полезно.

– Что ты будешь делать? – Корней же все продолжал смотреть на девушку, сидевшую на пороге того самого, попортившего столько крови и нервов, домишки, и не мог разобраться – больше жалеет или злится. Теперь-то не только ему, но им обоим наверняка очевидно – вот к чему приводит глупая принципиальность там, где места ей не было. Сами виноваты. Во всем сами виноваты.

– Я не знаю... – Аня же ответила тихо, глядя перед собой в темноту, обнимая плечи руками, забывая моргать.

– Вставай, – когда он произнес приказным тоном, вздрогнула, вскинула взгляд.

– Зачем? Меня не пустят к бабушке в больницу, я спрашивала. Только завтра можно приехать, – ответила тихо, сдавленным голосом.

– Вставай. Собери самое необходимое. Побудешь пока у меня.

– Я не могу. Вы посторонний человек... Я вам не доверяю.

– На лавке лучше, думаешь?

– Я тут переночую, – девушка сказала твердо, оглядываясь на дверь дома, который уже завтра, скорее всего, перестанет существовать.

– А дальше? Все же на лавке? – нет, таки больше жалеет. Потому что он не хотел, чтобы все произошло вот так. Смотрел, как Аня хмурится, закусывает губу в раздумьях, потом поднимает взгляд на него опять с опаской...

– За что вы так с нами? Мы же действительно никому не сделали ничего плохого, чтобы вот так…

– Вы переоценили свои силы. Вот и все.

– Это ведь наш дом...

– Уже не ваш. Пойдем. Здесь тебе делать больше нечего.

Аня долго смотрела на протянутую мужскую руку, продолжая впиваться пальцами в свои плечи. Ей физически сложно было принять предложение человека, разрушившего их с бабушкой жизнь. Вот так просто... Потому что может. Но выбора не было, поэтому...