1
– Это их рук дело, сваловцев, я тебе говорю! – Кузьма, обтерев нос почерневшим от золы пальцем, не сводил глаз с Михаила Степнова.
– Ла-лад-дно, – опустив глаза, несколько смутился в ответ тот и, сделав из кружки небольшой глоток остывшего чая, опрокинул в себя стакан с сильно разбавленным водой спиртом и без вздоха сразу же запил его чаем. – Фу-у-у-ы-ы! – громко выдохнул он, скривившись.
– Молодец, Миша, – похлопал товарища по плечу Кузьма. – Так что, дядь Витя, и не знаю, что и сказать-то. За парнем идет охота, это я вам, как тогда говорил, так в этом уверен до сих пор.
– Опять дядя? – возмутился сухощавый старик, сидевший напротив Кузьмы, и, почесав проросшую по щекам на полсантиметра мягкую седую щетинку, улыбнулся.
– Да ладно, Вить, ты ведь младше моего отца-то лет на семь? Больше?
– На восемь, – поправил Филиппова Виктор Муравьев.
– А Мишку-то полечи, прошу тебя-я. – Голос у опьяневшего Кузьмы стал мягким, вальяжным. – А то у него совсем того, может, и совсем, – сдавив сильно губы, закивал он головой. – Миш-ша… – Кузьма, щурясь от черного дымка, сквозняком обдавшего его лицо, прикрылся от него ладонью.
Огонь на «свечке» выровнялся и потянулся вверх. А Михаил, потеряв интерес к смотревшему ему в глаза другу, опустил их ниже, на «свечу». Она была настолько необычной, что он часто разглядывал ее, тускло горевший рыбий хвост, торчавший из серой, потерявшей свой алюминиевый цвет кружки.
– Придумал же, свечу, Вить, – нашел о чем продолжить разговор Кузьма. – Никогда не думал, что ее можно заменить рыбой.
– Т-та эт-т-т-то, т-то, т-т-т-т, – подняв ладонь с вытянутым вверх указательным пальцем, не отрывая глаз от Кузьмы, пытается поддержать удивление Виктора Михаил.
– А-а, нашел чему удивляться? – с улыбкой смотрит на Степнова с Филипповым Виктор. – Это ендырские ханты меня этому научили. Осенняя рыба здесь тоже жирная, вот попробовал, – махнул рукой в сторону «свечи», и получилось, поэтому с тех пор не таскаю с собой в лес ни свечей, не керосина с лампами.
А Кузьма от выпитого совсем окосел, чего не любил Михаил. Когда Филиппов в таком состоянии, то начинает приставать к нему с глупыми расспросами, как сейчас.
– Миша, ну, чего смотришь так на меня, а? Ну, скажи слово какое-то, – не спуская со Степнова глаз, заплетающим языком просит Кузьма. – Миша, Мишка! Ну, хоть слово еще какое-нибудь вымолви, а? Скажи мне, нельзя-я пи-ить. Миша!..
– Н-наз-за… – выдавил из себя Степнов.
– Молодец, Мишень-ка-а! – разулыбался Кузьма. – Ну а дальше, Миша? Ну-у! – Филиппов привстал и, смотря Степнову в глаза, прошептал: – Ну ладно, ладно, все, все. Витя, я на тебя молиться буду. Я верю, что ты поставишь Степка нашего на ноги со своим этим, шаманом. Понимаешь, Витя, он – мой друг! – глубоко вздохнув, усевшись на скамейку и подперев подбородок ладонью, продолжил свою речь Кузьма. – Мы с ним где только ни быва-али. Ты знаешь, что такое военная развед-дка? Витя-я?! Это как ты! Только ты здесь, в лесу, все знаешь! – Кузьма ткнул рукой в сторону окна. – А мы там, в горах, работали, в Аф-га-не. Тебе с Мишкой будет легко, – мотает головой Кузьма. – Он сильный. Давай. – И, налив в кружку Муравьева немножко спирта, поднял вверх свою. – За Михаила! Витя, верни его к жизни, а то без работы он остался, инвалидом стал. – И, чокнувшись с Муравьевым, выпил из своей кружки остатки спиртного.
– Попробую. – Отставив в сторону кружку, Муравьев встал и пошел к печи. – Каша уже готова, давайте ужинать.
– Да, да, давай, – согласился с ним Кузьма. – Миша? – посмотрел он на своего товарища, сидевшего у окна. – Обязательно поешь и во всем слушайся дядю Витю. Понял?