Этот рассказ является художественным произведением и предназначен исключительно для литературного осмысления философских, нравственных и экзистенциальных тем. Все события, персонажи, имена и описанные обстоятельства являются плодом авторского воображения. Любые совпадения с реальными людьми, организациями, историческими событиями или географическими местами являются случайными.
В тексте намеренно затрагиваются тяжёлые темы: моральная вина, поствоенная травма, дегуманизация, потеря идентичности и философская природа зла. Цель произведения – не прославление насилия, а глубокое исследование последствий человеческих поступков, границ вины и утраты человеческого облика. Описанные сцены не предназначены для подражания или романтизации страдания.
Автор не несёт ответственности за возможное эмоциональное воздействие текста и рекомендует воздержаться от чтения лицам, находящимся в психоэмоционально нестабильном состоянии. Рассказ следует воспринимать как аллегорию, зеркало, в котором отражаются не ужасы внешнего мира, а тьма, таящаяся в самом человеке.
Я поднялся, потому что чья-то рука сжала моё плечо. Шорохи вокруг напоминали редкие порывы ветра в заброшенном доме, где половицы скрипят от старости. Я не разглядел лица, только голос, хриплый и едва различимый, произнёс: «Вставай, Джон». И меня окутала мысль, что меня всегда звали Джон, что у меня есть жена Мэри и дети, которых нужно защищать. Я попробовал моргнуть, но не было ощущения нормального зрения. Всё казалось тусклым, как приподнятая пелена серого дыма. Внутри нарастало понимание, что время застыло. Я повернул голову, увидел рядом тихие силуэты, объятые серым сумраком.
Они лежали на пропитанном влагой асфальте, выглядели, как спутники, которых я давно знал. В груди слабо дрогнуло от мысли: мы – семья. Не все из нас кровные родственники, но мы вместе, значит, мы одно целое. Я ощупал свою левую ладонь. На ней остался тёплый след, похожий на тень чьего-то дыхания. Под пальцами дрогнули волокна, которые я не помнил в себе прежде. Я встал, осторожно ступая, чтобы не разбудить лишних страхов. Опустил взгляд на Мэри, она дышала прерывисто. Я позвал её тихо, и она приоткрыла глаза. Зрачки двигались неуверенно, долго искали меня в темноте, которая была повсюду даже при свете дня.
Сзади услышал шорох: Майкл, высокий парень с жёсткими волосами, поднялся следом. Сгреб в охапку свой рваный рюкзак. Сказал что-то негромко о том, что нужно проверить дальше по дороге. Никто не ответил, и он замолчал. Вокруг догорал вчерашний костерок, испуская едкие струи дыма. Я смотрел на него, стараясь понять, почему нет тепла. Я провёл рукой над углями, ощущая слабое жжение, отдёрнул ладонь и сказал про себя: «Значит, всё ещё живой». Шаги послышались за спиной, и я обернулся. Лиза, девочка лет восьми, стояла, сжав руки на груди. Она не плакала, хотя глаза у неё были красные, от долгого слёзного напряжения.
Я поднял её на руки, прижал к себе, и мы двинулись вперёд. Мэри с усилием встала, шагнула рядом со мной, сжала моё запястье. Мы не знали, куда идём, но понимали, что нужно шагать всё дальше. Асфальт под ногами звучал влажными всхлипами, при каждом шаге чувствовалось, как он податливо пружинит. Майкл сказал, что мы уходим от города, который называли Парижем, но я не удержал в памяти улицы этого места, не видел Эйфелевой башни, не слышал говор толпы. Слово «Париж» звучало в голове, как некий символ, часть моей прошлой жизни, которую я не мог сложить в целое.
В какой-то момент память на миг затуманилась, перед глазами возникла комната с книжной полкой и мигающей лампой. Я стоял там, держа в руках автомат, а в воздухе клубился дым от стрельбы. Мне кричали: «Джон, бей, быстрее!» И я нажимал на курок. Я видел полусгнивший пол, чужую кровь, подбирал чьи-то вещи, не разбираясь, кому они принадлежали, так как шла война, и у меня была родина, которую нужно защищать. Потом дёрнул головой, и видение пропало, словно кто-то вырвал страницу из книги.
