Холод и мрак казались нескончаемыми.
Мартовская сырость пробирала до костей, а расколотый кусками
подтаявший лед на асфальте был слишком подозрительно похож на его
разбитую вдребезги душу.
Макар шел по обочине дороги, засунув
руки в карманы тесной кожаной куртки. Он старался не оглядываться –
сказывалась привычка, выработанная за годы работы под прикрытием. В
одном из карманов он сжимал острый складной нож – тоже привычка.
Нож или заточка – если под рукой нет пистолета, подойдет любой
острый предмет.
Его темные вьющиеся волосы
безжалостно трепал промозглый ветер, но не один мускул не дрогнул
на мужественном лице. Фигура, гибкая и крепкая, намекала на
стальные мышцы, которые скрывались под одеждой. состояние выдавали
только глаза – карие, обычно пронизывающие насквозь - сейчас в них
сквозили отчаяние и безысходность. Впервые за последние три года
Макар шел в никуда.
Именно три года прошло с тех пор, как
его, не поморщившись, вышвырнули из отдела по борьбе с
организованной преступностью.
Они работали с сетью подпольных
казино. Тщательно отработанная легенда затрещала по швам, когда
Макар с напарником влезли в самое логово. Операция провалилась.
Костю Попова расстреляли на месте, а Макар чудом остался в живых.
Он так и не понял, почему его не убили. Но факт оставался фактом –
в отделе по борьбе с организованной преступностью он больше никак
не значился.
Решив все начать с чистого листа, они
с женой Ритой и маленьким сыном эмигрировали в Америку. Жена
мечтала о Манхэттене, а ее родному дяде на Брайтон-Бич очень
требовался помощник.
Время не лечит. Но оно понемногу
стирает острые грани и углы, заставляя смириться. Вот и Макару
начала забываться трагедия, связанная со службой. Будь он немного
удачливее, мог бы запросто пристроиться в киноиндустрию – слишком
привлекательной внешностью одарила его природа. Пронзительный
взгляд карих глаз из-под красиво изогнутых густых бровей, темные
волнистые волосы и роскошная фигура, которая благодаря
изнурительным тренировкам была в идеальном состоянии. Все это не
раз пленило женские сердца. Но здесь, на Брайтон-Бич, никому не
было дела до кинематографа. Время, будто остановилось. Оно застряло
в девяностых, а может, в конце восьмидесятых, и никак не хотело
перепрыгивать в двухтысячные.
Мелкий бизнес, которым так кичился по
телефону дядя жены, на самом деле оказался тесной лавкой, в которой
торговали не совсем свежими овощами. Эмигранты, подобные Макару и
его жене, ютились в поразительно похожих на русские многоэтажки
высотках и дешевых бараках.
Красивая набережная и парк
развлечений – вот и все достопримечательности Брайтон Бич. В
остальном место ничем не отличалось от русской глубинки. На
тротуарах шла бойкая торговля барахлом. Местные лавки предлагали
водку, грузинское вино, русские пельмени, вареники и даже мясные
блюда на заказ для праздничного стола. В общую картину вливались
магазины, набитые китайскими шмотками и дешевой парфюмерией, а
грохочущую над головой ветку метро уже давно никто не замечал.
Именно такой предстала бравая Америка перед Макаром и уже третий
год подряд насмехалась над всеми его попытками хоть как-то встать
на ноги.
Он устремился вперед, к метро. Ему
казалось, он задыхается от смрада соотечественников, жалко
пытающихся подражать американцам. Мама-Америка, манящая мечтой,
отныне предстала совсем в другом свете. За три года она очень
красиво показала Макару, что ему никогда не стать американцем. Его
русские награды здесь не стоили ни гроша, а прозябать на
Брайтон-Бич бывшему сотруднику русского уголовного розыска было
противно.
Рита отчаянно пыталась влиться в
поток эмигрантов, стать «своей». На этой почве у них с Макаром
часто возникали бурные ссоры. А сегодня днем Рита объявила, что
переезжает с сыном в Бруклин. У нее появился состоятельный
воздыхатель. Терпеть рядом с собой русского мужа-изгоя Рита больше
была не намерена.
