ГЛАВА 1. ДО РАССВЕТА ВОЙНЫ
Лето 1940 года выдалось особенно теплым. Солнце щедро дарило свои лучи, купая в них просторные поля, густые леса и шумную, сверкающую речку, которая извивалась между холмами, словно серебристая лента.
Деревня Туманово жила своей обычной, размеренной жизнью. По утрам доносилось кудахтанье кур, мычание коров, скрип колодца и глухой гул тракторов-всё это было знакомым фоном для Марии.
Мария, она же Мария Семеновна Логунова была стройной девушкой, ее темная коса, густая и тяжелая, доходила почти до пояса- как отрезки памяти, вплетенные в каждое утро, проведенное в молочном дворе с матерью. В ней было что-то от самой земли: простое, кроткое, но не сломленное.
Серые глаза-тихие, глубоко задумчивые, как небо перед дождем-смотрели прямо, но без вызова. Они будто уже знали цену расставаний, хотя еще ни разу по-настоящему не прощались
Как и большинство жителей деревни просыпалась рано, помогала своей матери Любови Петровне, доила корову Зорьку, затем шла на огород, где уже закопошился её младший брат Петя.
Любовь Петровна была женщиной, в которой жила сама Русь- с ее терпением, силой и тихой, несгибаемой верой. Она была невысокого роста, с усталым взглядом карих глаз, не была ни кроткой, ни суровой-она была настоящей. Ее темные волосы с проседью всегда были убраны в пучок и под платок, завязанный привычным, крепким узлом. Руки-сухие, с мозолями, пахли мылом, молоком и печкой. Такие руки держали деревню, лечили, обнимали, хоронили- и снова продолжали жить.
Она рано овдовела и поднимала двоих детей одна, без жалоб, без криков. В ее доме всегда было тепло и пахло топленным молоком. Говорила немного, но каждое слово будто касалось сердца.
Петя, младший брат Марии был самым светлым пятном в доме Любови Петровны. Ему было всего шесть-худенький, белобрысый мальчик с большими, непослушными серыми глазами. Он говорил быстро, как будто боялся, что взрослые его перебьют, и все время спрашивал:
– А когда Маша вернется? А Гриша меня узнает? А когда он придет в гости?
Он бегал за Марией по пятам, хватал ее за платье, дергал за косичку, а потом смеялся и прятался за дверью. Она называла его «мой лягушонок». У него были шершавые ладошки с запахом ромашек и одуванчиков. Уж очень он любил собирать их. Пытался рисовать углем на заборе животных и цветы, а вечером залезал к матери на колени, даже когда ноги уже не умещались. Любовь Петровна гладила его по спине и тихо пела песни.
Их домик стоял на пригорке, чуть в стороне от других-как будто сам выбирал себе тишину. Невысокий, с покосившимся крыльцом и резными ставнями, он дышал теплом и простотой. Крыша, крытая потемневшим шифером, скрипела по вечерам, когда солнце уходило за горизонт, а ветер рождал в щелях тихие вздохи-словно дом тоже скучал.
Во дворе старый колодец, детские качели, еще построенные отцом Маши, самодельные пеньки и столик, беседка, в которой часто любили собираться Маша со своим семейством и слушать мамины рассказы о прошлом, настоящем и будущим. Так же у них был коровник где и жила их любимая корова Зорька-кормилица, подруга, почти член семьи. Возле крыльца цвели настурции, такие яркие, будто случайно высыпались из чьих-то снов.
Весной под окнами зацветали подснежники, а осенью порог покрывался листвой, которую никто не спешил убирать- как будто в этом было что-то живое, важное.
Внутри-вышитые полотенца, запах печеного хлеба, и тиканье часов, что передал еще прадед. В углу стояли иконы, над печью-сушеные травы, а у окна швейная машинка, которой пользовалась мать Любовь Петровна. Все здесь было соткано из заботы: о детях, о хлебе и о мирной жизни.
Жили они скромно, но дружно. Отец Марии умер, когда ей было десять лет, с тех самых пор она стала главной помощницей матери.