Питер верит в любовь - Вячеслав Прах

Я прилетел в Петербург в семь утра. Соизволил, знаете ли, выпить в аэропорту чашечку горького, но бодрящего эспрессо, успел насладиться приветливостью и гостеприимностью, а самое главное – улыбчивостью жителей Северной столицы. После Франции был, мягко скажем, контраст, пылинка в глазу, но если бы я был истинным французом от рождения, то данная пылинка, несомненно, стала бы в глазу целым поленом. Там люди ой как сильно другие, но сейчас не об этом…

Язык родной, земля почти родная, как же я не люблю жаловаться, но после температуры плюс двадцать семь в Ницце, аэропорт Пулково‑2 мне показался огромной темной гардеробной, где можно поменять свои джинсовые шорты на джинсы, а на толстовку надеть теплое пальто. Прошу заметить, именно теплое, а не какое-нибудь легкое весеннее, ведь сегодня, седьмого июля, в Петербурге обещали плюс шесть градусов тепла и проливные дожди. Снега не обещали! И на том спасибо. Ницца, солнечная, улыбчивая, Ницца, неслыханная погода… В июле плюс шесть!

После того как позавтракал в аэропорту и закончил с кофе, я вызвал такси и, сказать честно, пока пробежался с десяток шагов от выхода с терминала до такси, промок до нитки.

– Where are you from? – ухмыльнулся водитель такси и добавил тихо: – Хех, турист хренов. Вам что, не говорили, что в Питер нужно ехать с зонтом? Или, на худой конец, брать дождевик.

Это был мужчина лет тридцати пяти с короткой стрижкой и высоким голосом.

– I’m from Russia, месье.

– О, так ты наш, что ли? – вдруг резко повеселел собеседник. – Так по тебе и не скажешь. Вычурный, вылизанный ты какой-то. Я уже думал тебе тройную цену заломить. Хорошая куртка…

– А теперь какую цену будете заламывать? – улыбнулся я, поддерживая «задушевную» беседу.

– Приемлемую. Не переживай. А ты сам откуда родом?

Я рассказал своему новому знакомому, откуда я родом. По иронии матушки-судьбы оказалось, что у него там троюродный дядя, пятиюродная сестра или кто-то еще из далекой родни. Мужчина в обязательном порядке выложил все, что знал о моем городе, и все, что о нем думает. И, разумеется, все, что у него на душе. Я лишь время от времени кивал. Его жизнь была горька. И все, что я мог, – только качать головой, погрустневшим, поникшим лицом выражая свое безмолвное сочувствие.

Он довез меня от аэропорта до театра Ленсовета чуть меньше, чем за час, но за это время я успел узнать, как долго он работает в таксопарке, в какую больницу ходят его жена с детьми и как зовут их лечащего врача, ну еще – какая у этого мужчины мечта.

Как он выразился:

– Мечта, братишка, это такая штука, которую нельзя осуществить, но можно носить в себе и греть душу, когда плохо. Всем плохо, всему народу, кому сейчас хорошо? Даже Достоевский писал о страданиях русского народа. А Достоевский – это гордость, это святое. Понимаешь? Так что мечта должна быть неосуществима и вселять в человека надежду.

– Странная философия. Выходит, что ваша мечта – это обман.

– Ну-ну, чего так грубо, паренек, чего сразу обман? Говорю же тебе, грелка! Вот нужно послезавтра за ипотеку платить, а денег не хватает, буду две ночи подряд бомбить. Становится на душе совсем зябко, вот возьму и подумаю о том, что когда-нибудь открою СТО, на мне больше не будет ипотеки, и я заживу…

Мне тогда показалось, что в его глазах промелькнула искра, когда он после этих слов посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– А когда вы планируете открыть СТО?

– Как Бог даст. Это же мечта…

Я заплатил водителю приемлемую сумму, как он и пообещал, но сверху решил оставить на чай, так сказать, бросил крошку к мечте или кирпич к кредиту, тем не менее мне понравился этот человек. Он был простодушным и искренним. Я поблагодарил его и пожелал хорошего дня. Он в ответ пожелал мне дойти до ближайшего магазина и купить зонт.