Старая дева Василиса Никитична забеременела. Ей было далеко за сорок, так далеко, что уже никто и не задавался этим вопросом. Забеременела она внезапно… Впрочем, обо всем по порядку.
Итак, Василиса жила на даче, окруженной редкими елками и осинами. Дача была старая, дом настоятельно требовал ремонта, а чахлые кусты смородины и единственная яблоня уже ничего не требовали.
Переехала Василиса весной, сдала квартиру и переехала. С работы ее сократили, а на новую не брали. Жизнь на даче шла размеренная, хотя без луча счастья и радости. Вставала Василиса с рассветом, накидывала байковый халат, обувала галоши и не спеша шла в деревянный уличный туалет. Не спешила она по двум причинам: было незачем и чтобы любоваться восходом. Потом она возвращалась и спала дальше, сколько организму хотелось. Затем завтракала и шла за молоком через три участка, с чистой литровой банкой. За чистотой банки она тщательно следила, потому что боялась осуждения.
А через три участка жила бабка Алёна, она, несмотря на дачные законы, держала козу, кур и осла. Козу доила и продавала молоко Василисе, потому что только Василиса ходила к ней, а остальные боялись. Боялись по вполне понятной причине: Алёна была ведьмой.
Ведьмой она была не всегда. Точнее, не была совсем до покупки осла. Покупка эта была странная и даже бесполезная – так думали все. И действительно, зачем пожилой женщине осел? Это не собака, не корова, не утка. На прямые вопросы относительно осла бабка Алёна не отвечала, впрочем, и на любые другие тоже.
Тогда же одна дачница сказала: «Слыхала я про Лысую гору…»
Просто так взяла и сказала, прямо ни с того ни с сего.
– Вот она, разгадка-то! – хлопнула себя по бокам Нина Никаноровна с тринадцатого участка. – Вот для чего ей осел-то понадобился!
Начались споры. Одни говорили, что на Лысую гору только на метле летают. Другие – что в ступе. Кто-то своими глазами видел, как туда на свинье скакали… Короче, все согласились с тем, что раз на свинье можно, то на осле и подавно.
Даже нашелся свидетель – охранник дачных участков Василий. Он лично встретил бабку Алёну в лесной чаще на Ивана Купалу, но вовремя успел спрятаться.
– Клянусь, – перебивал он всех, – не сойти мне с места, на осле скакала, прямо по зарослям папоротника.
– Зачем? – заинтересовалась Нина Никаноровна.
– Знамо зачем. Цветок искала, чтобы нечистой силой помыкать и клады прямо под землей видеть.
– И нашла?!
– Знамо дело, нашла. Только я спрятался, так лес сразу и озарился весь! Присмотрелся я, а это цветок на папоротнике светится!
– И что дальше? – продолжала интересоваться Нина Никаноровна.
– А дальше я не помню. Сила нечистая меня рассудка лишила…
В общем, такая произошла история. Кто-то верил, кто-то нет, но на всякий случай решили, что бабка Алёна – ведьма, и начали обходить ее стороной. А те, чей забор граничил с ведьминым, оберегались как могли. Кто-то вдоль забора чеснок сажал, а кто-то колья осиновые ставил.
Только Василиса Никитична ничего не боялась. Потому что в школе была убежденной пионеркой и даже вела колонку в газете «Прочь суеверия».
Однако уже несколько дней Василиса Никитична, или просто Василиса, была озадачена, от чего ее обычно бледные щеки заливались румянцем, глаза блаженно жмурились, а в груди чувствовалось приятное томление.
