Падди Кларк ха-ха-ха - Родди Дойл

Roddy Doyle

PADDY CLARKE HA HA HA

© Roddy Doyle, 1993

© Перевод. О. Майорова, 2019

© Издание на русском языке AST Publishers, 2020

Мы шли по нашей улице. Кевин вдруг остановился и изо всех сил двинул палкой по калитке. По калитке миссис Квигли, а миссис Квигли вечно смотрела в окно и никогда ничего не делала.

– Квигли!

– Квигли!

– Квигли, Квигли, Квигли!

Лиам с Эйданом свернули в свой тупичок. Мы ничего им не сказали на прощание, да и они нам ничего не сказали. У Лиама с Эйданом не было матери. То есть была, конечно, да умерла. Звали ее миссис О’Коннелл.

– Потрясающе было бы, ага? – вздохнул я.

– Ага, – поддакнул Кевин. – Нехило.

Мы имели в виду: нехило, когда маманя умерла. Синдбад, мой младший братишка, понял и заревел. Лиам учился со мной в одном классе. Однажды он наложил в штаны, и вонь накрыла нас, как накрывает печной жар, если отворить заслонку. А учитель ничего ему не сделал: не орал, не стегал в ярости ремнем по его парте. Ничего! Только велел нам сложить руки и уснуть, а когда мы уснули, вывел Лиама вон из класса и долго не возвращался. А Лиам в тот день совсем не вернулся.

Джеймс О’Киф прошептал:

– Я бы обгадился – он бы меня убил!

– Угу.

– Нечестно, – ворчал он, – нечестно.

Мистер Хеннесси, учитель, Джеймса ненавидел. Пишет, бывало, на доске, стоя к нам спиной, и говорит:

– О’Киф, я ведь знаю, что-то вы там творите, чем-то вы не тем заняты. Не ждите, пока я вас поймаю.

Однажды сказал так, а Джеймса О’Кифа вообще не было. Свинкой болел.

Хенно привел Лиама в порядок в учительском туалете, потом пошел с ним к директору, а уж директор на собственной машине отвез Лиама к тетке, потому как дома у О’Коннеллов никого не было. Тетя жила в Рахени[1].

– Бумаги он два рулона извел, – рассказывал Лиам, – и шиллинг мне дал.

– Вранье, покажи.

– Вот!

– Тю, это три пенса…

– Я остальное все потратил. – И с этими словами Лиам достал из кармана пакет ирисок, вернее, остатки пакета, и показал нам. – Вот!

– Дай одну.

– Там всего-то четыре штучки осталось. – Лиам засунул ириски обратно в карман.

– Ах, так, – сказал Кевин и толкнул Лиама.

Лиам побрел домой.

В тот день мы возвращались домой со стройки. Набрали длинных шестидюймовых гвоздей, дощечек – кораблики делать, вдоволь накидались кирпичами в канаву со свежим цементом. И вдруг Эйдан как дал деру – он страшно хрипел, задыхался от астмы. Ну мы и побежали тоже. Кто-то за нами гнался. Но мне пришлось ждать Синдбада, и я увидел, что никто за нами и не гонится. Но промолчал. Схватил Синдбада за руку и помчался, еле нагнал остальных. Остановились мы, только выбежав на пустырь. Хохотали, визжали через дырку в заборе. Потом полезли наружу, опасливо оборачиваясь, не идет ли сторож. Синдбад зацепился рукавом за колючую проволоку.

– Сторож идет! – заорал Кевин и проскользнул в дырку.

Мы оставили Синдбада сражаться с проволокой и притворились, что удираем. Было слышно, как мой брат громко сопит. Мы присели у ворот ближнего к забору дома – О’Дрисколлов.

– Патрик, – захныкал Синдбад.

– Синдба-а-ад, – передразнил Кевин.

Эйдан засунул пальцы в рот. Лиам пульнул камнем в забор.

– Маме скажу, – ныл Синдбад.

Я сдался. Отцепил мелкого, вытер ему нос рукавом. И потопали мы домой ужинать: четверг – пастуший пирог[2].

Отец Лиама и Эйдана выл на луну. Не каждый день, понятно, только иногда среди ночи, на заднем дворе. Я никогда не слыхал, но Кевин говорит, слыхал. Ма говорила, что это он по жене тоскует.

– По миссис О’Коннелл?

– Верно, верно.

Па с ма был согласен.

– Горюет, бедняга, – вздыхала мама.

Кевинов отец утверждал, что мистер О’Коннелл воет по пьянке. Он, впрочем, не говорил «мистер О’Коннелл», он говорил «наш лудильщик».

– Кто бы говорил – сказала моя мама. – Не слушай ты его, Патрик, он шуткует так. Ну сам посуди, где мистеру О’Коннеллу напиться? В Барритауне