Семья Эллсворт из Лонг-Паркмид пользовалась среди соседей уважением во всех отношениях. Достопочтенный[1] сэр Чарльз Эллсворт, хоть и был средним сыном, благодаря щедрости своего батюшки унаследовал имение в окрестностях Дорчестера – весьма недурно обустроенное и окутанное чарами ровно в той пропорции, чтобы подчеркнуть его естественную красоту, но не переборщить с иллюзиями настолько, чтобы скатиться в дурновкусие. Единственным недостатком этого славного имущества был лишь его майоратный[2] статус, и в случае смерти сэра Чарльза оно должно было отойти сыну его старшего брата. Держа в уме сей факт, достопочтенный сэр из кожи вон лез, стараясь каждый год откладывать часть своего дохода на приданое для двух дочерей.
Сумма выходила не столь большая, как хотелось бы, однако он надеялся, что и ее окажется достаточно, дабы привлечь достойных женихов. Насчет Мелоди, младшей дочери, сэр Чарльз не беспокоился: ее внешность уже сама по себе была драгоценна. А Джейн, старшая дочь, компенсировала недостаток красоты редким вкусом и талантом ко всяким женским искусствам – ее способности к чарам, музыке и рисованию не имели равных во всей округе, так что все вместе эти сокровища придавали дому Эллсвортов видимость невероятного богатства. Однако сэр Чарльз знал, как непостоянны бывают сердца молодых людей; его собственная жена в молодости была, как ему казалось, воплощением всего, что только можно пожелать, однако по мере того как ее красота меркла, супруга начинала раздражать его все больше, то и дело беспокоясь по пустякам и страдая то от одного недуга, то от другого. Он по-прежнему дорожил ею – по старой привычке, – но частенько подумывал о том, что благоверной не помешало бы побольше здравомыслия.
Таким образом, основным предметом его беспокойства являлась Джейн, и сэр Чарльз решительно намеревался устроить ее жизнь до того, как закончится его собственная. Уж конечно же, думал он, какой-нибудь юноша разглядит в ней не только землистый цвет лица и прямые волосы мышасто-бурого цвета. И нос у нее был слишком длинным, хотя сэр Чарльз воображал, будто бы при определенном освещении такой нос может послужить ярким признаком ее волевого характера.
С этой мыслью он потрогал собственный нос, сожалея о том, что не смог передать Джейн нечто получше, чем этот флюгер.
Хлестнув тростью по траве, сэр Чарльз обернулся к старшей дочери – все это время они прогуливались с южной стороны усадьбы по дорожкам среди кустов, образующих лабиринт в форме сердца.
– Ты слышала что-нибудь о том, что племянника леди Фитцкэмерон должны направить в наш город?
– Нет. – Джейн поправила шаль, накинутую на плечи. – Его семья наверняка будет рада его видеть.
– Безусловно. Леди Фитцкэмерон собиралась вернуться в Лондон, но, полагаю, теперь она предпочтет задержаться здесь еще на некоторое время. – Достопочтенный сэр одернул жилет и добавил как можно более будничным тоном: – Насколько мне известно, молодого Ливингстона повысили до капитана.
– В его-то возрасте? Похоже, будучи на службе во флоте его величества, он зарекомендовал себя наилучшим образом. – Джейн опустилась на колени возле розового куста, чтобы насладиться ароматом нежных розовых лепестков. Солнечный свет, отразившись от цветка, на мгновение добавил румянца ее бледным щекам.
– Я подумывал о том, что стоит пригласить семейство Фитцкэмерон собирать клубнику в следующий четверг.