Эта книга явилась по следам моего лекционного курса «Нобелевская премия и русские писатели-лауреаты», который я неоднократно читала на разных площадках. Слушатели часто спрашивали: как в Шведской академии выбирают нобелевских лауреатов по литературе? Влияют ли на выбор политические соображения, не связанные с соображениями эстетическими? Можно ли ориентироваться на Нобелевскую премию как на рекомендацию эстетического, а не только политического характера? Иными словами, мы пытались разобраться, сохраняет ли культура, становясь одним из языков политики, свое эстетическое и духовное содержание.
Я искала не очевидные, а добросовестные ответы, поэтому пристальнее вглядывалась в жизнь своих героев и черты времен, в которые им довелось жить. Я определила для себя, что политика – это история в пространстве (в то время как история – это политика во времени), и в ней сложно переплетаются сиюминутные частные выгоды, которые суть конъюнктура, и фундаментальные общественные запросы. Беда или счастье в том, что современникам отделить одно от другого не менее сложно, чем предугадать будущего классика в современнике-писателе, которого сегодня превозносят или же объявляют предателем и изгоем. Великое и ничтожное, всеобщее и конъюнктурное расставляет по местам лишь время.
Размышляя над вопросами своих слушателей касательно политической составляющей Нобелевской премии, я пришла вот к чему.
1. Выбор тех или иных лауреатов в области литературы и сегодня отражает некие запросы, но отдельных узких групп людей или исторически обусловленные, станет ясно, когда спадет пена дней и когда рассекретят имена номинантов, претендовавших на премию, но не получивших ее. Не зная, каков был выбор, трудно оценить решение академии во всей его сложности.
2. В XX веке все пять решений Шведской академии о награждении пятерых русских писателей были продиктованы не конъюнктурой, а запросами времени. В 1930-е годы это был вопрос об отношении к изгнанной культуре на фоне новой пугающей Советской России. После Второй мировой войны невозможно стало не вглядываться в литературу страны-победительницы. В конце оттепели обострилось противостояние политических систем, и встал вопрос о том, должен ли писатель быть активным актором этого противостояния или посвятить себя эстетическим поискам.
Пятеро российских лауреатов емко отвечали на эти исторические запросы, и тексты их речей не оставляют сомнений в том, что их награждение отмечает то захватывающее дух мгновение, когда совпадают характер личной одаренности лауреата и исторические запросы миллионов его современников.
Нобелевские тексты содержат общие элементы: в той или иной мере каждый писатель обозначает причины, приведшие его на нобелевскую кафедру; во всех текстах отмечено то, что можно назвать нервом эпохи; почти во всех речах заявлена писательская программа или манифест.
Попытка определить связь между характером личной одаренности и историческим запросом и легла в основу моей книги. В ней шесть глав. Первая посвящена отношениям между русской литературой XX века и Нобелевской премией. В этой главе повествуется о писателях номинированных, но не награжденных: на фоне их ненаграждения явственнее проступает значение присуждения Нобелевской премии пятерым лауреатам, которым посвящены следующие пять глав.
Я не составляла подробное жизнеописание своих героев, а рассматривала жизнь каждого как сюжет, кульминацией которого становится нобелевская речь, и отбирала в первую очередь те сведения, которые подводят к этой кульминации. Именно потому я уделила мало внимания тому, что называют частной жизнью, была ли она у моих героев спокойной или интригующе бурной. Я расставляла акценты на событиях, объясняющих более прямо, чем частная жизнь, как человек, один из многих миллионов своих современников, вдруг оказывается всемирной знаменитостью. К таким событиям я отнесла художественные открытия каждого писателя, взгляды, которые отразились в его творчестве, а также факты, свидетельствующие об интересе зарубежного читателя. Другая сторона нобелевской медали – это отношение государственной системы к награждению соотечественника: ее приятие и неприятие премии в области литературы также уточняет природу дара, отвечавшего историческим запросам.
