Он поспорил на тебя - Мария Высоцкая

Глеб

— Прости. Я случайно…

Резко отшатываюсь и смотрю себе под ноги. Кеды в хлам. Эта дура уронила на них какую-то дрянь типа тако. Этот день с самого утра был с душком.

— Случайно? — бегло прохожусь глазами по тощей фигуре, которую не спасает даже короткая юбка. Ноги не привлекают, а колени даже отпугивают. Уже давно пришел к выводу, что женщин с красивыми коленями чертовски мало…

— Я правда не хотела. Я могу постирать…

Постирать? Не, так не прокатит. Не сегодня точно.

— Слизывай.

Герман, стоящий рядом, давится смешком.

— Что? — девчонка округляет глаза и боязливо пятится, обнимая руками свои плечи.

— Ты слышала, — расплываюсь в улыбке. — Приступай.

Убираю руки в карманы, а вокруг нас уже собирается плотный круг зевак. Смешки летят теперь со всех сторон, как и перешёптывания.

— Кто это такая?

— Первачка.

— Попала…

— Я жду, — чуть повышаю голос, чтобы она слышала меня несмотря на шум вокруг.

— Глеб, ты же шутишь? — бормочет, глупо улыбаясь.

То есть, кто я — знает. Занятно и оттого более печально. Если знала, то какого черта лезла под ноги?

— Я похож на клоуна?

— Нет. Но…, — хмурится, а потом, растянув губы в некрасивой улыбке, лезет в свою сумку. — Вот! У меня салфетки есть, влажные, — протягивает пачку.

— Предлагаешь мне самому этим заниматься?

— Нехорошо, — поддакивает Гера с гадкой ухмылкой.

— Я…ну…нет. Нет. Я сейчас…сейчас сама все вытру.

С каким-то злорадным удовлетворением наблюдаю за тем, как она вытаскивает салфетки из пачки и присаживается на колени. Есть в ней что-то отталкивающее, не внешне, внутренне. Даже вполне двусмысленная поза не привлекает.

Пока она вытирает мои кеды, нас обступаю еще более плотным кругом. Кто-то начинает вести прямую трансляцию, отвешивая идиотские комментарии. Это забавляет и раскачивает толпу только сильнее.

Убираю руки в карманы джинсов, наблюдая резкие изменения — толпа подобно морским волнам, начинает раскачиваться. Прислушиваюсь к перешептываниям:

— Ростовецкая.

— Точно, нарисовалась. Че щас бу-у-удет!

— Эй, расступитесь, — слышу знакомый голос. — Что здесь происходит вообще?

Поворачиваю голову, наблюдая за тем, как эта коротышка расталкивает зевак и вылезает в центр круга. Это не девка, это настоящая язва. Вирус с высокой вероятностью летального исхода. Долбанная активистка и гордячка — Алиса Ростовецкая.

— Стеклов, ты совсем больной? — наезжает на меня, как только видит. У нас с ней вообще взаимная «любовь» с первого взгляда. Она та еще зануда. — Алина? — дергает за руку амебу, усердно отмывающую мои кеды. — Выброси это, — отбирает у нее салфетку. — Ты с ума сошла?! Поднимайся, я тебе говорю!

Алиска прищуривается и снова смотрит на меня, уперев руки в боки. Толпа к этому моменту начинает рассасываться. Эту шмакодявку в универе даже преподы стороной обходят, она любого задушнит. Вся такая правильная, а, как по мне, долбанная целка-истеричка.

— Ростовецкая, ты ничего не попутала? — подхожу к ней вплотную.

— Я? Ты кем себя возомнил, Стеклов? Крепостное право давно отменили.

— Она. Испачкала. Мои. Кеды, — давлю голосом. — Скажи спасибо, что не языком их теперь оттирает.

— Ты совсем придурок? — толкает меня в грудь. — Засунь себе свои кроссовки, знаешь куда?! Алина, пошли отсюда! А ты, Стеклов, бойся, чтоб тебе теперь никакой кирпич на башку не свалился. Понял?

— Не очень, — склоняю голову вбок, глядя этой наглой выдре в глаза.

Ростовецкую я, как и все здесь — не трогаю. Слишком она занудная и бесячая, чтоб об нее пачкаться. Но сегодня это язва перешла грань.

— Тогда посети врача, если так туго соображаешь, — снова толкается и топит в сторону лестницы, упорно утаскивая за собой свою подружку.

— Глебыч, Ростовецкая чет слишком борзая стала. Не кажется? — спрашивает Герман, закидывая руку мне на плечо. Мы как два осла пялимся Алиске вслед.