Хотелось крикнуть – дура! Да так громко, чтобы Аманда наконец
проснулась и здраво взглянула на мрачную картину, которую рисовать
ей придётся с этого дня всю жизнь лишь в сером монохроме без
какой-либо надежды выписать последний слой в тёплой палитре.
Никогда! Никогда! Никогда!
– Слышишь, никогда жизнь не будет прежней!
Я хотела хлопнуть дверью, пробежать длинный коридор и, не
дожидаясь лифта, ринуться вниз по пожарной лестнице и нестись
дальше по улице, вдоль безлюдных тротуаров, чтобы в ушах стоял гул
проносящихся мимо машин, а не её дурацкий радостный смех.
Радоваться нечему! Абсолютно нечему! Она губит свою жизнь на корню.
Берёт скальпель и безжалостно срезает цветок!
Но я не двинулась с места и молча смотрела на её крашеную рыжую
макушку, не желая спускаться взглядом к рукам. Длинные пальцы с
облезающим маникюром третий день сжимали один и тот же предмет —
палочку теста на беременность. С плюсиком! Чёрт возьми! Невероятно!
Моя подруга беременна!
– Позвони ему. Сообщи о ребёнке.
Аманда мгновенно вскинула на меня большие глаза и будто
выплюнула:
– Никогда!
Она вновь взглянула на тест и продолжила абсолютно безразличным
тоном:
– Мы расстались давно, сразу после школы, и я не собираюсь
пускать его обратно в свою жизнь. Я ещё раз повторю: мы переспали
друг с другом, потому что выпили слишком много пива. Я была пьяна,
понимаешь?
– Но ведь теперь есть ребёнок. Чёрт возьми, ребёнок!
Я рухнула на пол и принялась судорожно хватать пальцами короткие
ворсинки напольного покрытия.
– Сомневаюсь, что он ему нужен. Зато абсолютно уверена, что
моему ребёнку... Слышишь, только моему, такой отец не нужен.
– Но как, как ты думаешь растить его? На какие шиши?! У тебя
даже страховки нет, чтобы покрыть роды. Ты знаешь, сколько они
стоят? Тридцать тысяч! И это только за больницу, а сколько ещё
берет врач за свои услуги и лаборатории за тесты! Аманда, открой
глаза!
– Я пойду к акушерке, это дешевле.
– Аманда! Какая к чёрту акушерка! На тот свет собралась, да ещё
в такой милой компании!
– Я не дура, Кэйти. Я понимаю, на что иду. И не надо
рассказывать мне страшилки. Я вчера отослала документы на
государственную страховку, она полностью покроет роды. А ребёнок,
чтоб ты знала, при рождении получает бесплатную страховку от штата,
– добавила Аманда совсем тихо, продолжая одной рукой сжимать
палочку теста на беременность, а другой поглаживать ещё абсолютно
плоский живот, выглядывавший из-под короткой майки.
Непонятно, отчего я взмокла больше: жары или нервов. Третий день
я пыталась понять, как разумная двадцатилетняя девушка могла
оказаться в такой идиотской ситуации и как ей можно помочь из неё
выпутаться. Третий год мы снимали на двоих квартиру и проводили
вместе всё свободное время. Я не могла стоять в стороне и спокойно
смотреть, как она принимает самое неправильное в жизни решение –
растить ребёнка одной.
Я стащила футболку и обтёрлась ею. Воздух закипал вокруг меня,
но я продолжала сидеть на полу полуголой в надежде привлечь
внимание Аманды. Она молчала и явно что-то обдумывала. Быть может,
она наконец поднимется с дивана и позвонит отцу ребёнка. Она
обязана это сделать. Я готова просидеть в позе йога хоть до утра,
только бы она позвонила. И плевать, что не закончу домашку по
живописи. Я почти не спала все выходные и могу сослаться на плохое
самочувствие, мои глаза мне подыграют. А если грымза заартачится, я
просто отпишусь от её класса и плевать на деньги. Я хоть в лепёшку
расшибусь, но не получу от неё хорошей оценки. Мою работу в классе
она разнесла в пух и прах. Впервые я не услышала стандартного –
неплохая попытка. Она сказала правду. И мне надо говорить Аманде
правду, потому что от ребёнка, как от живописи, не отписаться.
Сейчас я выложу последний козырь.
