Обреченные и проклятые - Альбина Нури

© Нури А., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Хрусталев возник на пороге кабинета, как всегда, неожиданно. Всех остальных посетителей слышно заранее: они звонко цокают каблуками туфель и ботинок или шаркают подошвами, когда идут по длинному узкому, похожему на тоннель, коридору с нависшим потолком.

Но на этого типа обычные законы не распространяются. Может, он вообще не ходит, а плывет над полом по воздуху, как бесплотная тень?

Только что стояла сонная тишина, а уже в следующую секунду дверь с противным визгом повернулась в петлях, и внутрь кабинета проскользнул человек. Длинный, тощий, угловатый, как циркуль, он всегда держался очень прямо, словно силился дотянуться головой до потолка.

«Специально подкрадывается, что ли?» – с досадой подумал Петр Сергеевич, однако вслух не возмутился, только заметил:

– Могли бы постучать.

– А вы что, заняты чем-то предосудительным? – без тени улыбки осведомился Хрусталев. В руках он держал белую картонную папку с тесемками.

– Многие называют это вежливостью, – вздохнул хозяин кабинета, сидевший за громоздким старомодным столом, заваленным бумагами. – Ладно, оставим бесполезный разговор о манерах. Что там у вас?

Вошедший молча положил на стол свою папку.

– Вы собираетесь шантажировать меня ее содержимым, как Остап Бендер – миллионщика Корейко? – пошутил Петр Сергеевич, но ответной улыбки не дождался. Что ж, ничего удивительного. Чувство юмора у Хрусталева отсутствовало. Печальный факт, учитывая их профессию.

– Откройте, полюбопытствуйте, – коротко бросил Хрусталев и огляделся с таким видом, будто попал сюда впервые, хотя знал в этой комнате каждую трещинку, каждое пятно на выцветших желтых обоях.

Петр Сергеевич скривился, не пытаясь скрыть недовольства, и потянул за тесемки. Внутри находилась толстая пачка бумаги. Обычные белые листы формата А4 с напечатанным на них текстом. Заголовок отсутствовал, имя автора – тоже. Сверху было пропечатано «Глава первая» – и только.

– Я прекрасно понимаю, что никто не поверит в правдивость моей истории, даже если ее каким-то чудом и прочитают. Люди станут крутить пальцем у виска: надо же, какая больная фантазия… – вслух прочел он. – Что за чушь? Рукопись какая-то? Теперь все пишут – мода такая. Писателей больше, чем читателей. Неужели кто-то из наших взялся…

– Да погодите вы острить! – дернув плечом, перебил Хрусталев. – Сначала почитайте!

– Откуда у меня время на бесполезное чтение? – возмутился хозяин кабинета, сунул пухлую руку с коротко остриженными ногтями в папку и пролистнул несколько страниц. – Когда это читать? А главное, с какой стати? У нас тут что, издательство? Бросьте вы эти глупости!

Хрусталев ничего на это не ответил, продолжая буравить Петра Сергеевича взглядом.

«Какое все же у него лицо странное! Широкое, квадратное, как площадка. И рта совсем нет – щель какая-то. Брови еще эти… Что за нелепость! Кустятся почище, чем у Брежнева», – подумал Петр Сергеевич.

– Хорошо, хорошо! Прочту! – сдался он, прекрасно понимая, что Хрусталев не отвяжется, пока не добьется своего. Справедливости ради нужно сказать, что этот человек никогда не просил о чем-то пустяшном, не занимался глупостями – для этого он слишком серьезен, даже мрачен. Если притащил сюда эту писанину, выходит, в ней есть нечто действительно важное. – Сейчас прямо и начну.

Хрусталев вышел, как обычно проигнорировав слова прощания. Петр Сергеевич вздохнул, взял первый лист и погрузился в чтение.

Я прекрасно понимаю, что никто не поверит в правдивость моей истории, даже если ее каким-то чудом и прочитают. Люди станут крутить пальцем у виска: надо же, какая больная фантазия!

Тем не менее это чистая правда – такая, какой она открылась мне.