Яркий свет слепит глаза. Не могу даже понять, где нахожусь, и совершенно не помню, как здесь оказалась. Мы ужинали с женихом, а затем… Голова начинает болеть нестерпимо, стоит напрячь память. Тело ломит, словно долгое время провела в неудобной позе, но сейчас обнаруживаю себя на весьма комфортном кресле, стоящим посреди какой-то сцены.
— Кажется, наш лот наконец-то пришёл в себя! — раздаётся вдруг над ухом громкий торжественный голос мужчины, усиленный благодаря микрофону.
Темнота за пределами сцены взрывается насмешливым улюлюканьем, свистом, аплодисментами и возбуждёнными криками, от которых мороз по коже. Я прикладываю ладонь козырьком к лицу, чтобы рассмотреть, что же находится там, за пределами ярко освещённой сцены, на которую направлено множество софитов.
Но в этот момент кто-то резко дёргает меня за волосы, заставляя встать на ноги. Сквозь выступившие от боли слёзы вижу перед собой высокого лощёного мужчину в возрасте, смотрящего на меня с неким интересом и улыбающегося во все белоснежные виниры, которые стоят не меньше неплохой однокомнатной квартиры.
— Посмотрите на эту куколку! — громко и напористо произносит он в микрофон, толкая меня к краю сцены с такой силой, что с трудом удаётся удержаться на ногах.
Темнота взрывается хохотом, когда нелепо машу руками, чтобы сохранить равновесие. Но с этой точки мне, наконец, удаётся рассмотреть, что же происходит в зрительном зале. Чёрт, лучше бы я этого не видела… Кажется, теперь понимаю, почему белозубый мужик с микрофоном назвал меня лотом. Я оказалась на аукционе, где богатые самцы, пресыщенные властью и вседозволенностью, покупают себе сексуальные игрушки. Я читала об этом в газетах, но не особо верила в существование подобных мест, и вот теперь оказалась сама в роли живого товара.
— Что-то девка какая-то квёлая! — насмешливо орёт жирный бугай за столиком справа, буравя меня маленькими поросячьими глазками. — У меня на неё даже не встаёт! Но так и быть, дам за неё штуку.
— Ну разве можно предлагать такие смешные деньги за отборный товар?
Ведущий аукциона стремительно подходит ко мне, а затем дёргает пояс шёлкового невесомого халатика, в который я одета. Лёгкая ткань сама собой струится вниз, оставляя меня полностью обнажённой. От неожиданности и стыда вскрикиваю, пытаясь ухватить спасительный халат и прикрыться.
— Но-но, девочка! — недовольно изрекает зубастый и сильнее дёргает ткань на себя. — Покупатели хотят видеть, что им предлагают.
— Пошёл к чёрту! — шиплю разъярённой кошкой и пытаюсь оттолкнуть ведущего, вырвать у него одежду, которой смогу прикрыться от масляных похотливых взглядов уродов, для которых я лишь товар.
Мне даже удаётся пнуть ногой мужчину, который явно не ожидал от меня такой прыти.
— Какая забавная зверушка! — раздаётся гортанный голос крупного кавказца за ближним к сцене столиком. — Хочу её себе! Люблю таких перевоспитывать и ломать. Пять тысяч дам!
Кажется, моё неповиновение всерьёз раззадорило публику, внезапно предложения и похабные комментарии начинают сыпаться со всех сторон, суммы растут, а градус накаляется. По лбу ведущего ползёт капелька пота, глаза горят алчным блеском, а гул возбуждённых голосов всё нарастает.
— Триста тысяч, не долларов, а евро! — раздаётся низкий спокойный голос откуда-то из тёмного угла зала.
Тишина стоит такая, что слышно, как в чьем-то бокале пузырится шампанское.
— Надо же, какие щедрые у нас сегодня гости… — тянет ведущий, стараясь рассмотреть, кто же предложил за меня такую сумму. — Кажется, вы впервые на нашем небольшом мероприятии. Как вас зовут?
Мужчина, сидящий за дальним столиком, фигуру которого не разобрать в темноте, вдруг глубоко затягивается сигаретой, и на секунду его волевое безэмоциональное лицо освещается оранжевым светом, словно пламенем ада. И самое жуткое в том, что я знаю этого посланца преисподней.
