Неверный. Расплата за ложь - Яна Невинная

– Перейдем на другую сторону дороги, Халима, не запачкайся…

Выдох застрял в груди, когда я услышала гадкие слова соседок. Опустила глаза, торопливо обогнула их, стараясь разминуться на узкой улице среди домов. Знала, что они говорят не про овец, которых я гнала под вечер с вершины холма.

Это про меня. Про меня в ауле постоянно говорят. С каждым днем слухи обрастали подробностями, люди не стесняясь говорили обо мне в моем присутствии, а некоторые могли даже и толкнуть, плюнуть в мою сторону.

– Говорят, что она оклеветала собственного мужа! Сказала, что он убил ее дядю! Он в тюрьме сидел. Кто так делает?

Ложь!

Я говорила в суде над мужем то, что мне приказали сказать.

Моя родная сестра Диляра. Наши родители.

Они вынудили меня лжесвидетельствовать против мужа.

И Амира не посадили тогда. Он сбежал, а когда вернулся в Россию, моего отца уже признали виновным в убийстве дяди и посадили.

Мои показания признали ложными. Амира отправили за решетку на полгода за побег.

– А слышали? Слышали? Говорят, что она замуж вышла порченной. Потому что под дядю легла девчонкой совсем! Грешница!

Ложь!

Гнусная ложь, от которой сердце сжимается. Как же всё извратили, перекрутили.

До чего люди злые. Всё было не так, совсем не так, но разве же переспоришь? Разве имеет смысл что-то доказывать, когда люди во что-то свято верят?

Не стала я дальше слушать и лишь ускорила шаг, добираясь до нашего дома.

Но сперва надо загнать овец в загон, дать им воды, убедиться, что они никуда не сбегут. Потом попробовать пробраться на кухню, вдруг кто-то догадался оставить мне еды. Куска хлеба мне хватит, я бы и вовсе не ела, не ждала подачки, если бы не было в том необходимости.

Надо было кормить малышку. Дочка нуждалась в моем молоке.

Добралась до места и сделала всё, как запланировано. В кухню вошла уже в потемках и включила свет. И испуганно охнула.

Отчим сидел за столом и словно бы ждал меня.

Плотного телосложения, обрюзгший, сальные волосы, маленькие глазки, вечная гримаса недовольства на лице. Грубый со мной, с мамой, с их общей дочерью Бикташ и ее мужем, которые взяли мою дочь и выдали за свою.

От его взгляда стало неуютно. Как-то муторно на душе. С детства я считала отцом совсем другого человека, не зная, что он нагулял меня на стороне и отобрал у матери.

Взял в свой дом. А мать отослали в этот аул. Она вышла замуж за жестокого, черствого человека старше себя.

Как так вышло, что я повторила ее судьбу?

А может, всё у меня сложилось даже хуже, чем у матери.

– Явилась, – выплюнул Салават, холодные глаза обдали неприязнью, – где шлялась, девчонка?

– Я овец пасла, – сказала вроде бы очевидные вещи, а он рассердился и бахнул по столу мясистым кулаком.

– Говорю, шлялась, значит, шлялась!

Я испуганно вздрогнула и посмотрела в дверной проем, ведущий в жилые комнаты. Сама я прошла через вход со двора, с кухни. И если не попасть внутрь дома, то ночевать снова придется в стойле с овцами. Оттуда по тропке и проще до дома сестры ходить, не надо хлопать парадной дверью. Кухни дверь в дверь расположены.

Дома впритык стоят, удобно, что ни говори.

Но лучше в стойле спать на холоде, чем терпеть издевательства отчима, попадаясь ему под горячую руку. Он любил всех поколачивать, когда находился в дурном настроении.

– Куда смотришь? На мать надеешься? Спит она. А у меня к тебе разговор. Садись.

– Я постою, – испуганно прошептала я, напрягаясь. Что за разговор такой?

– Вот дурная! Свалилась на мою голову! Папаша твой, душегуб, от тебя отказался, на меня скинул, муженьку ты не нужна, а мне, значит, возись? Обеспечивай тебя, корми. Нам самим не хватает.

– Я могу работать пойти, – сказала смиренно, ведь он не впервые заводил этот разговор.