Наездники - Кир Булычев

Верка проснулась. Ей хотелось спать.

Весь день ей будет хотеться спать.

Так складывается жизнь бедных женщин – они хотят спать всю жизнь, с раннего детства до кривой старости.

Дождь стучал коготками по крыше. Двадцать шестого сентября ему исполнилась неделя. За неделю он не стал ни сильней, ни веселей, ни умнее, сыпал себе и сыпал, зато земля размокла – как теперь к зиме перекопаешь грядки? А баба сегодня будет требовать: «Перекопала? Перекопала?»

Когда человеку хочется спать, обязательно случается какая-нибудь гадость. В пять утра Верку разбудили коты, которые устроили потасовку на чердаке с воплями и шипением. Чего им драться на дворе? Там мокро. А вот чужой чердак – комфортабельный стадион. Конец сезона!

Ей показалось, что она угадала голос Котяры. А уж ему бы лучше не ввязываться, слабосильному!

В комнате было холодно, как на полярной зимовке. Верка спала под двумя одеялами и бабиным пальто. Хорошо соседям – у всех АГВ, центральное отопление и теплая ванная с туалетом.

Отец никогда не зарабатывал, да уже и не будет. Он, как говорила баба Элла, приспособлен только для шармана. То есть для красивой любви и веселой компании. Женщины на этот шарман попадаются.

А вот баба Элла? Она бедная или прикидывается?

Верка так и не догадалась. Но баба всю жизнь прожила в этой халупе: удобства во дворе, печка и умывальник в сенях, за водой надо ходить к колонке на углу. Просто чудо, что она согласилась на газовую плиту с баллонами. Баллоны доставлял дальний сосед Игнатьев, у него «Ока», ему не трудно.

Надо откинуть одеяло, не околеть от холода, добежать до кухни, включить плиту, а потом бежать на улицу – в односкатную будку-сортир. Наверное, это последняя такая будка в поселке. Потом чистить зубы, умываться ледяной водой, а если вода за ночь покрылась пленкой льда, нечего удивляться – такие в сентябре пошли циклоны.

В бабиных валенках и мохнатом халате Верка пробежала в уборную. Коза Катька услыхала, как она бежит, и начала блеять, требовать, чтобы ее доили. Всего-то молока пол-литровая кружка, но не доить нельзя, а то молоко пропадет. А баба верит, что козье молоко – единственное настоящее лекарство. Лежит в больнице, жрет заграничные лекарства, подвергается уколам и притом делает вид, что помогает ей только козье молоко. Ну и лежала бы дома… Нет, лежит за государственный счет и ждет, когда, извините за выражение, любимая внучка навестит ее с гостинцами.

Верка немного попрыгала, поприседала за домом, чтобы согреться. Потом почистила зубы. Вода в рукомойнике была такая холодная, словно ее специально привезли из космоса.

Но и дождик был ненамного теплее, он состоял из частой завесы иголочек. Они вонзались в волосы, лезли за шиворот, царапали лицо.

Верка старалась не наступать на грязные дорожки, но валенки стали тяжелыми. И хоть были подшиты кожей, все равно промокли.

Верка вернулась в дом. После улицы дома было тепло, можно было существовать. Верка поставила чайник и стала собираться на электричку. Если опоздать на восемь сорок две, то придется полчаса ждать на платформе. Она собрала сумку для бабы. Еще с вечера Верка купила ей печенья и помидоров, отыскала книжку «Аэлита», которую баба Элла велела привезти, постиранные штаны и чистую ночную рубашку.

Пока чайник закипал, Верка побежала в сарай, подоила Катьку. Катька капризничала, требовала какой-то особенной еды. Верка дала ей полбатона. Котяра, бандит без правого уха, лежал в углу сарая на соломе с курами. Те его за зверя не считали. Кот делал вид, что спит и ни с кем ночью не дрался.

Подоив Катьку, Верка насыпала зерна курам и понесла банку с молоком в дом.

Собравшись, Верка вышла под дождь, заперла дверь – поселок почти пустой, в нем шурует ворье, – спустилась с крыльца и, как всегда, остановилась у большой, ей по пояс, металлической бочки, что стояла под водостоком.