Глава I. Воздух, пахнущий грозой
Самолет дрожал под напором ветра, как будто тропическая стихия, распластавшаяся над Карибским морем, знала: в этом небольшом бело-зелёном корпусе, летящем из Корозала в Сан-Педро, происходит нечто, что нельзя отпустить в небо без расплаты.
Карла Рейес сидела в кокпите с идеальной выправкой и выверенными движениями, её пальцы скользили по приборам с точностью пианистки, сыгравшей одну и ту же мелодию тысячу раз, но каждый раз – иначе. Снаружи мир был слишком ярок, слишком синий, слишком прозрачный – как будто за прозрачностью скрывалось что-то ложное, обманчивое, возможно, смертельное.
Рядом с ней, в кресле второго пилота, капитан Дарио Эстевес что-то бормотал в микрофон – голос ровный, уставший, привычный. Он знал, что этот рейс будет ничем не отличаться от сотен других, он знал, что тридцать семь минут в воздухе над изумрудной водой пролетят быстро, как всё в жизни, – но он ошибался.
Карла не делала вид, будто верит в безопасность. С тех пор как в Кабуле под её крылом взорвался грузовик, она перестала доверять даже небу. С тех пор как сгорел её напарник, а она вытащила из-под пепла только обломки шлема, она знала: тишина – это только форма предчувствия.
Сзади, в салоне, пассажиры вели себя так, как ведут себя те, кто верит в расписание: кто-то читал, кто-то спал, кто-то листал фотографии на телефоне, пытаясь отогнать страх полёта привычкой к повседневному. Лиа Коллинз, сидящая у аварийного выхода, не верила в повседневность. Она смотрела не в иллюминатор, а на мужчину через проход – высокого, хмурого, с руками, лежащими слишком спокойно на коленях, словно он давно привык держать в них оружие.
Лиа была не журналисткой – не совсем. Она умела писать, умела говорить, умела очаровывать – и умела убивать, если это было нужно. Она летела не за историей, а за истиной, и знала, что правда никогда не бывает тихой. У неё было задание: наблюдать. Отчёт должен был быть холодным, профессиональным, безэмоциональным. И всё бы пошло по плану, если бы не она – Карла. Карла, с лицом, словно вырезанным из стальной маски, с глазами, в которых пульсировал упрямый, живой, непрошибаемый свет.
Карла не замечала взгляда. Она была внутри машины, внутри себя, внутри неба. Но всё менялось – уже сейчас. Уже в эту секунду.
Тот мужчина в проходе – Акиньел Тейлор – поднялся, как будто просто хотел пройти в туалет. Его движения были медленными, точными, невидимо опасными, как у охотника, знающего, что добыча сама идёт к нему. Он сделал несколько шагов, затем ещё, и никто не закричал, никто не встревожился, пока его рука не скользнула под рубашку, откуда сверкнуло что-то узкое, острое, стальное.
Всё произошло за три секунды. Пассажир в шестом ряду вскрикнул, когда клинок полоснул его по плечу. Кто-то закричал. Женщина у окна пыталась закрыть лицо руками, как будто страх можно было спрятать под ладонями. Карла обернулась на звук – и всё внутри неё превратилось в ледяную команду: "Встать. Двигаться. Действовать."
Она сорвала наушники, рванула дверь в салон и увидела его – Тейлора, уже у кабины, с оружием, с выражением на лице, которое не поддается описанию, только считыванию: он не был сумасшедшим. Он был уверен.
Дарио вскочил, потянулся к рукоятке пистолета, спрятанного под креслом, но опоздал – нож полоснул его по руке, по шее, и кровь хлынула слишком быстро. Карла не закричала. Она прыгнула вперёд, как будто в ней снова ожила та самая армейская резкость, которую она пыталась похоронить, – и врезалась в мужчину всем телом, всей памятью, всем горящим нутром.
Они упали вместе. Он пнул ее, как тренировочный манекен, она ударилась о пол, воздух вышибло из легких. Он поднял нож. И в этот момент – Лиа, которая не должна была вмешиваться. Лиа, которая была просто наблюдателем, встала – и бросилась вперёд. Без оружия. Без плана. Только с пониманием, что если Карла умрёт – в этом небе погаснет то, что она ещё не успела назвать словами.
